Краткий обзор.

Иногда я смотрю на фотографии некоторых людей или даже читаю их комментарии где-то. Или просто вижу их ник - и все, меня просто разрывает от ненависти и бешенства, а в голове только "сдохни, тварь, сдохни!" Не беспричинно, но совершенно без повода.
Это отвратительно, глупо и кармически неправильно. Хотя бы потому, что такого внимания с моей стороны они не стоят. Кроме того, на данный момент в моей жизни все довольно гармонично, и ненависть мне испытывать не из-за чего. Ну и я всеми силами пытаюсь минимизировать свой контакт с этими личностями, но все равно, пока я не могу справиться с этим чувством. А очень хочу, потому что испытывать ненависть и злобу я не люблю. Да и карму портить не хочется, учитывая, как много хорошего она для меня сделала (ттт).
Надо работать над собой, пойду потягаю гантели и помедитирую)

Завтра - в свой внезапный выходной - я планирую сходить в зал и доделать работу по ШДО, раз уж сегодня они дали мне денег и предложили интересный проект с Чикаго. Кроме бесяки я хочу побороть еще и свою лень. А в идеале - паранойю и 6 кг веса. Потому что в моей жизни есть вещи, ради которых я хочу становиться лучше.

@темы: Про пидарасов и людей

---

Доброе утро

Два дня с начала недели я еще худо-бедно бодрилась, держась на витаминах и бесяке, но сегодня меня придавило. Зависаю по десять минут, таращась в пространство, любая ткань как наждак по коже. Нужно несколько часов прикидываться, что я учитель, а хочется лежать в теплой воде и медитировать.
Мучима вопросом, ну когда же, когда все-все будет хорошо?

---

Это был длинный день.

Вместо тысячи слов повешу я прекрасную картинку и пойду спать.
Оле.

@темы: Grimm

---

***

Иногда хочется отправиться в смеховую истерику.
Но вместо этого отправлюсь я, пожалуй, спать.

---

Даже когда в моей жизни в целом все так, все равно что-нибудь не так. Теперь вот аллергия на холод вылезла в самом неудачном месте, на лодыжке, и ее противно натирает ботинком.

---

ODD SAVE the KING

ODD SAVE THE ΩKING

GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.

1. Almost happy
2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!
3. I let the music speak.
4. Something’s on
5. Frühling in Paris
6. Now I see
6. It happens
7. After the storm

8. There and back again

Это были самые страшные часы в его жизни. О трагедии в Новом Амстердаме ему сообщили по внутреннему коммутатору, и Фридрих несколько секунд после этого не мог поверить, что это действительно происходит, что это не розыгрыш и не провокация. Было начало восьмого, и встреча со швейцарскими конгрессменами была в самом разгаре, и когда пришло сообщение "Кайзер-торен захвачена террористами, в здании произошел взрыв, о количестве жертв точно не сообщается, но оно огромно", все что смог выдавить из себя Фридрих, было "Но там же Штефан..." Швейцарцы - трое банкиров, черствые принципиальные типы, демонстрируя полное безразличие к "очередной утке", пытались настоять на продолжении совещания. Вопрос стоял острый, но Фридрих, даже не попытавшись замаскировать свои страх и злость, велев им убираться прочь. Если то, что ему передали, правда, и Штефана больше нет, никакие деньги, никакие договоры и ссуды больше не будут иметь значения.
Следующие три часа Фридрих провел, пытаясь получить хоть какую-то информацию о произошедшем. Ситуация осложнялась тем, что там, в Кайзер-торен, кроме Шона, был еще и Анастасий с сыном, а потерять сразу их троих было бы слишком жестоким ударом. Фридрих поднял всех людей, кто мог хоть как-то поучаствовать в этом, и вскоре все же получил видеозапись с одной из внешних камер наблюдения с улицы рядом с местом происшествия. Картинка была плохой и зернистой, но с огромным облегчением Фридрих узнал на ней Штефана. Тот, держа за руку какого-то человека, подошел к машине и, чуть помедлив, сел в нее. Шон был жив и, кажется, невредим.
Когда Фридрих позвонил, к телефону подошел Гюнтер и сообщил, что Его Высочество принял лекарство и теперь спит. Майзнер мысленно отругал себя за недальновидность. Ну конечно, Шон спит - после такого потрясения, как могло быть иначе?
- Это ты спас его? - спросил Фридрих у Гюнтера, и тот пару мгновений молчал.
- Я был там,- ответил он, помедлив,- но операцией руководил не я. Нас вывел гримм по-имени Никлас Беркхард. Его Высочество нанял его вчера лично. Как оказалось, не зря.
Майзнер кивнул, забыв, что Гюнтер его не видит, помолчал немного. Тот самый красивый жест на поверку оказался спасительным решением. Герой войны, нанятый, чтобы работать лицом, спас Штефану жизнь. И все бы хорошо, но отчего-то Фридриху вдруг стало тревожно.
- Когда он проснется, передай, что я звонил, пусть перезвонит мне в любое время.
- Да, Ваше Высочестве,- коротко ответил Гюнтер и повесил трубку.
***
То, что Шон захочет взять своего спасителя с собой, было вполне предсказуемо, но Фридрих, чем больше думал об этом, тем сильнее испытывал какую-то странную иррациональную злость. Приходилось напоминать себе, что этот человек спас жизнь его мужу, его брату и племяннику, он заслуживал если не уважения с его стороны, то по крайней мере нейтралитета, но к моменту, когда самолет Штефана коснулся взлетно-посадочной полосы, Майзнер уже ненавидел Никласа Беркхарда всей душой. Объяснить себе, почему именно одна мысль о нем вызывает такое раздражение, Фридрих не смог бы. Дело было, скорее всего в той нечеткой записи. Шон как-то по особенному держал за руку Беркхарда. Что-то в его позе, в том, как он застыл у дверцы машины, в повороте его головы, в том, как чуть ссутулил плечи, было необычным и... неправильным.
Пытаясь отогнать от себя навязчивые глупые мысли, Фридрих почти на руках донес Штефана от трапа к машине. Беркхарда он одарил всего одним взглядом - до дворца тот ехал отдельно, вместе с Гюнтером. Шон не сопротивлялся, но выглядел напряженно. Фридрих знал его очень хорошо, и таким видел редко. Разумеется, все объяснялось пережитым ужасом, но всю дорогу до дома Майзнер не отпускал руки мужа.
- Если бы с тобой что-то случилось, я бы не пережил этого,- произнес он, склоняясь к Шону.
- Но я в порядке,- бледно улыбнулся тот,- а ты - будущий король, ты обязан был бы пережить, если бы со мной что-то случилось. Половина стран Европы потеряла своих омега-королей, и никто из их мужей не покончил с собой.
Майзнер почувствовал в его тоне осуждение. Штефан говорил спокойно и ровно - слишком спокойно и ровно для того, кто, избегнув смерти, вернулся в объятия любящего мужа.
- Я больше не отпущу тебя,- сказал Фридрих наконец, и Шон, повернувшись к нему, одарил его взглядом, полным упрека.
- Разумеется,- ответил он с прохладцей,- я даже могу поспорить, что это ты организовал покушение, чтобы скорее вернуть меня домой.
Отповедь получилась слишком искренней, чтобы казаться шуткой, и Майзнер, замолчав, удивленно воззрился на мужа. Тот моргнул, будто сам был обескуражен собственной выходкой.
- Прости, милый,- Шон понурил плечи и отвернулся, опустил голову и шумно выдохнул. Майзнер поспешил придвинуться к нему поближе и обнять. Штефан не сопротивлялся. Он положил голову ему на плечо и несколько секунд молчал,- слишком много всего произошло,- наконец произнес он,- слишком много для меня одного. Я был не готов.
- К такому невозможно подготовиться,- ответил Майзнер. Вот теперь рядом с ним снова сидел его Штефан - напуганный, усталый, но снова знакомый и любимый.
***
Штефан занимался устройством Беркхарда во дворце лично. Он отдал распоряжения о том, чтобы того поселили в не слишком большой комнате - "его смущают огромные номера". Чтобы ему предоставили одежду - "Ничего кричащего и официального. Из-за моего каприза ему пришлось уехать, не собравшись."
Майзнер наблюдал за тем, как супруг играет с новым питомцем, стараясь подавить в себе вновь всколыхнувшееся раздражение. Когда вечером наконец они остались наедине, Фридрих присел рядом с Шоном на кровать. Тот все еще держался скованно и немного нервно, словно не вернулся домой, а был в гостях, где его все смущало.
- Ты будешь милосердным королем и прекрасным отцом,- заметил Фридрих, осторожно целуя Шона в плечо.
- Откуда такие громкие выводы? - Штефан повернул к нему голову, и Фридрих поймал губами его губы. Поцелуй вышел немного поспешным, но Штефан, кажется, немного расслабился и позволил уложить себя на спину. Майзнер устроился рядом. От супруга едва заметно пахло возбуждением - вот-вот должна была начаться течка, хотя до сих пор на настроение Шона ее приближение никак не влияло.
- То, как ты заботился об этом Беркхарде,- пояснил Майзнер. Теперь он перемежал слова с короткими поцелуями в шею. Шон запрокинул голову и чуть наклонил ее, давая ему лучший доступ, и это приободряло.
- Он не "этот Беркхард",- заметил Штефан нейтрально,- он человек, который спас мне жизнь. И я все еще не вижу связи.
- Много ли гостей получили от тебя такое внимание до сих пор? - Фридрих провел языком от ложбинки между ключиц Шона вверх по шее к уху, прикусил мочку,- ты знаешь, какую одежду он предпочитает, и то, что он нервничает в открытых пространствах. Может быть, в тебе все же просыпаются инстинкты?
- Инстинкты? - Шон поднял руки и обхватил плечи Фридриха, не притягивая к себе ближе и не отталкивая.
- Отцовский инстинкт,- пояснил Майзнер. Поцелуи его стали жестче, и поддерживать беседу хотелось все меньше,- может быть, теперь, избежав смерти, ты передумаешь насчет этого.
Шон напрягся, Майзнер почувствовал, как пальцы его сжались и на этот раз он немного отодвинул мужа от себя.
- Мы же с тобой уже говорили об этом,- сказал Штефан очень серьезно,- я много раз повторял, что, когда буду готов, ты узнаешь об этом первым.
- Я подумал, что после того случая, о котором ты мне рассказывал, из-за которого ты так расстроился,- Фридрих приподнялся на локте и пристально посмотрел на Шона. Этот вопрос он хотел задать уже давно - словно напряжение между ними возникло именно после того разговора, и теперь никак не могло разрешиться. У Фридриха с того самого момента было ощущение, что Шон изменился - до сих пор он списывал все на разделявшее их расстояние, но, теперь, когда Штефан вернулся, ровным счетом ничего не изменилось. Даже напротив,- я думал, это означало, что ты хотел, чтобы он оказался положительным.
Шон пару мгновений молчал.
- Не дави на меня,- его тон был теперь был холодным и резким,- ты не помнишь, что случилось с моим отцом? Я же говорил тебе - я не могу.
Фридрих отстранился от него и лег рядом, не касаясь больше. Они вдруг зашли на опасную почву - тема отца-омеги Штефана была не то чтобы запретной, но все вокруг предпочитали ее не касаться. Стефан Кроненберг умер, производя на свет своего младшего сына Эрика, и это был самый весомый аргумент, почему Шон не хотел пока заводить детей. Но прибегал к нему принц так редко, что сейчас и не вспомнишь, когда это случалось в последний раз. На момент смерти отца Штефану было пять лет, и он, насколько было известно Фридриху, почти его не помнил.
- Прости меня,- Фридрих повернулся к нему, все еще не касаясь,- я понимаю, сколько ты пережил за последние дни, но и мне было нелегко. Я думал, что потерял тебя.
Штефан тоже лег на бок, глядя на Фридриха сквозь полутьму спальни. Майзнеру показалось, что в глазах его появилась печаль, которой раньше он там никогда не замечал. Скорее всего, дело было в неясном ощущении и в той тревоге, от которой Фридрих никак не мог избавиться, а вовсе не в Шоне. Ну вот, дожили - мысленно упрекал себя принц - на тринадцатом году брака он дошел до паранойи и немотивированных упреков - к счастью, пока невысказанных.
- Я знаю,- прошептал Шон,- и я знаю, как ты любишь меня, и то, что ты хочешь детей не потому что от этого зависит благополучие наших стран и твой отец настаивает на этом. Но я...я не могу.
- Ты любишь меня? - сорвалось с губ Майзнера само собой.
- Конечно,- ответил Штефан.
Фридрих придвинулся к нему поближе, и Шон позволил себя обнять.
- Скоро все наладится,- проговорил Майзнер, погладив супруга по спине. Тот чуть выгнулся, закрыл глаза и, кажется, наконец немного расслабился в его руках. - скоро все станет, как прежде.
- Да,- подтвердил Шон. Пальцы Майзнера уже хозяйничали на его пояснице, и когда добрались до ягодиц, Штефан сам прильнул к его рукам,- только...
- Только? - переспросил Майзнер. Запах Штефана стал сильнее, явственней. Взгляд, несмотря на полутьму, заметно поплыл.
- Я видел сон,- теперь голос Штефана звучал с приятной возбуждающей хрипотцой, и этот тон Фридриху был отлично знаком. Муж не стал сопротивляться, когда Фридрих перевернул его спиной к себе и заставил прижаться ягодицами к паху. Штефан ахнул, вздрогнул и сам потерся об него.
- Сон? - сдавленно переспросил Фридрих. Придерживая Штефана за бедра, он направлял теперь их плавные движения.
- Странный сон,- подтвердил Штефан,- прямо накануне трагедии.
Ритм движение стал быстрее, и Фридрих, рыкнув, стянул пижамные штаны Шона и собственные, наконец прижавшись к нему по-настоящему. Штефан был уже горячим и влажным, и было очень странно, что он до сих пор мог говорить внятно. Фридрих скользнул членом между упругих ягодниц, не спеша проникать внутрь. Шон чуть отстранился, чтобы прогнуться в пояснице и прижаться к нему плотнее.
- И что там было?- переспросил Фридрих, уже почти задыхаясь на каждом слове,- надеюсь, это был эротический сон.
Повисла короткая звенящая пауза, и на мгновение Фридрих испугался, что сказал что-то не так, окончательно все испортив.
- Нет,- выдохнул наконец Шон, сжав вдруг его член,- знаешь, это неважно. Возьми меня, Фридо.
Против такого поворота беседы Майзнер точно ничего не имел.
***
Лежа в темноте рядом с Фридрихом - усталый, вымотанный дорогой, сексом и собственными мыслями, Шон рассматривал знакомый профиль супруга. Тот уснул с легкой полуулыбкой, успокоенный, отвлеченный ото всех тревог. Шон откинул одеяло и сел. Поежился. Кондиционер снова сделал воздух в комнате немного холоднее нормальной, и принцу пришло в голову, то его всегда, всегда это раздражало. Он помедлил немного, размышляя, стоит ли вставать с постели - зачем ему это нужно, Шон до конца не понимал. Хотелось просто выйти туда, где потеплее. Но если Фридо проснется и не найдет его рядом с собой, он будет волноваться искать его. Шон вздохнул.
Никлас Беркхард сейчас, должно быть спал. Спал всего в нескольких метрах от королевской спальни - всего десяток шагов по коридору, прячась от охраны и камер. Приоткрыть дверь, скользнуть внутрь... Беркхард едва ли даже проснется - разница во времени кого угодно свалит с ног. Шон нырнет к нему под одеяло и прошепчет на ухо, прижимаясь к спине, что-нибудь глупое, вроде "Спасите меня от холода, мистер Беркхард". Никлас повернется к нему - теплый и сонный, улбыбнется рассеянно и нежно...
Шон улегся обратно и поплотне закутался в одеяло.
Он засыпал, думая о том, что за двенадцать лет брака впервые солгал Фридриху.

@темы: Grimm

---

Гримм 3-05

Буду краток.
Эту серию стоило посмотреть из-за двух моментов.

Спойлеры

1. Из-за последних 5 минут. Это было гениально, хоть какая-то история про вессена получилась реально классной)
2. Из-за Маззи, конечно. Хотя в его фигуре пока слишком много противоречивого. Например, какого хрена он опять в Вене, если уезжал из нее на поезде буквально на прошлой неделе. И правда поехал в отпуск на пару дней? На озеро порыбачить? Непонятно. Еще менее понятно, каков-таки его статус. То, значит, он чуть ли не глава и идеолог некого сопротивления, которому мало кто доверяет, которого опасаются, но с которым считаются. То он террорист на подхвате - убей-ка мне брата! Говно вопрос, шэф. А теперь, получается, он вообще, как говаривал Сэм Адама, "качок по вызову". Велено достать запись узи (нахера, кстати? Проверить, похож ли нос, блин?) - полдня не проходит, все уже сделано. Это ж насколько Маззи должен любить Шона (быть ему преданным и все такое), чтобы после убийства крон-принца (чего вот только, интересно) и формулировки идеологических принципов сопротивления, творить такую хуйню. Более того, я уверена, что желтокенор, звоня по секретному телефону в секретном ящике, сказал, что это он сам все сделал)) Но, несмотря на это все, Пуклер прекрасен, как рассвет, хоть и ростом всего 178 см (капитан Попеску предпочитает мущщин пониже себя).
3. Я помню, что сериал семейный, но нашествие мам меня пугает. Келли широебится в Словении, маман Монро собирается приехать, как я понимаю, для полного комплекта не хватает только мамы Жульетты блин.
В остальном ничего интересного, как обычно)

@темы: Grimm

---

Из разряда мечт.

Хочу рукав на левую руку с переходом под ключицу. Давно хотела, но сегодня, посмотрев фотки отсюда, захотела с новой силой. Меня останавливает жаба и то, что руки, как и все тело, сейчас у меня находятся в переходной стадии. Но, боюсь, рано или поздно, я эту мечту осуществлю) Прости, Пуз, заранее.
Я уже даже примерно знаю, что там должно быть, на это рукаве.

@темы: So Tauron

---

ODD SAVE the KING

ODD SAVE THE ΩKING

GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.

1. Almost happy
2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!
3. I let the music speak.
4. Something’s on
5. Frühling in Paris
6. Now I see
6. It happens

7. After the storm

After the storm

Шон шагал, как механическая кукла, не чувствуя под собой ног. Они только что совершили путешествие в ад и обратно. Полного осознания того, что произошло, еще не наступило, но Шон понимал: случилась страшная трагедия. Трагедия, равной которой он не помнил.
Из разрушенного убежища Шон вышел, стараясь держаться поближе к Беркхарду.
Сейчас, когда адреналин схлынул, его начинало слегка трясти. Он пытался взять себя в руки, но ни разу в жизни принц до сих пор не оказывался в такой ситуации. Самым большим несчастьем, через которое ему довелось пройти, была смерть короля Людвига, но и тогда Фридрих оградил его ото всех неприятных формальностей, от любого стресса. А сейчас... сейчас Шон хотел, чтобы его взяли за руку, причем не кто-нибудь, а именно Беркхард, но он даже в сторону его смотреть не решался. Королей воспитывают сильными, и то, что сейчас Шон ощущал себя слабой напуганной омегой, не имело никакого значения.
Все произошло мгновенно, Шон даже не успел понять, как так получилось, что он лежит, а Никлас прижимает его к полу, прикрывая собой. Он услышал пронзительный звон, грохот и какие-то хлопки. Правая рука, которой он вцепился в плечо Беркхарда, коснулась чего-то теплого и липкого, проступавшего сквозь ткань смокинга, и сердце Шона подскочило к горлу, отчаянно забившись. Нет,- пронеслось в мозгу,- нет, только не это, только не сейчас.
- Ник,- отчаянно выдохнул он, едва ли понимая, что и зачем хочет сказать, лишь бы Беркхард нашел в себе силы ответить, дать понять. что его рана не так уж серьезна, что он не уйдет, едва появившись в его жизни.
- Я окей. - ответил Ник бодро, - Все хорошо со мной.
Выстрелы стихли.
- Ноябрь в Наме выдался солнечным, - Беркхард ухмыльнулся и начал подниматься на ноги.
- Ч.. что? - рассеянно переспросил Шон. На его пальцах все еще была его кровь, и хоть бодрые слова Никласа немного успокоили принца, теперь его начинало по-настоящему колотить. Панцирь воспитания, выдержки и воли треснул, и теперь хотелось только рыдать, прижимаясь к Беркхарду и повторяя "Ты ведь не умрешь, правда? Ты ведь не умрешь!"
Он медленно поднялся, стараясь - безуспешно, впрочем - скрыть свою дрожь.
- Солнечно. - пояснил Ник, и, взяв Штефана за руку, двинулся к машинам, - В Наме очень солнечно.
Шон вцепился в руку Никласа так, словно это было единственное спасение вообще от всего на свете. Солнечно, ну конечно. В Новом Амстердаме солнечно. Солнце слепило глаза, а Шон начинал дрожать все сильнее, все отчаяннее. Когда они подошли к машинам, и Гюнтер, вынырнувший непонятно откуда, попытался запихать Шона в салон, принц дернулся, словно охранник ударил его током.
- Нет,- он сильнее вцепился в ладонь Ника,- пожалуйста,- Шон перевел взгляд на Беркхарда, и в глазах его плескались мольба и страх,- пожалуйста, нет.
Только бы он не отпустил его, только бы не стал настаивать, что ему нужно уходить, что его обязанности заканчиваются здесь, за границей смертельной опасности.
К ним подбежал парамедик, снявший сигнал хелпера. Безошибочно определяя место ранения, вколол какой-то препарат.
- Там пуля. - сказал он по-фламандски, - Нужно будет вытащить.
- Потом, - отмахнулся Ник, - Ничего серьезного.
Он не только позволил Шону вцепиться себе в ладонь, что было сил, но еще и не отнял ее, пока ему делали укол. Мельком взглянув на принца и, видимо, поняв, что с ним творится, послушно кивнул и сел вместе с ним в машину.
Едва оказавшись в салоне, Шон наконец позволил себе расслабиться. Странным образом, он ни капли не стеснялся Беркхарда. Да, они были знакомы всего два дня, едва ли обменялись несколькими внятными фразами, и этикет диктовал принцу держать себя в руках в любой ситуации, но Шон чувствовал - с Никласом ему можно не носить масок, можно не претворяться, и вся изморозь его иллюзорного спокойствия вдруг рассыпалась, как иней с потревоженной ветки.
Шон крупно вздрогнул всем телом, притянул к себе руку Никласа, прижал ее к груди, там, где все еще бешено билось сердце, и так замер, стараясь подавить хриплые неглубокие вдохи и выдохи, глядя в пустоту перед собой. Его продолжало трясти, и Шон едва ли понимал, что происходит вокруг. Здесь, в машине, они остались вдвоем, отгороженные от всего мира - только принц и его гримм. Только Шон и Никлас, не просто спасший ему жизнь от теракта, а будто бы и пришедший для того, чтобы спасти его от самого себя.
Шон понятия не имел, куда их везут. Он вообще, кажется, совершенно потерялся в пространстве и времени. Сейчас, сидя рядом с Никсалом, болезненно дрожа и сдерживая истерический смех, принц перестал быть собой. Вернее, тем собой, которым родился здесь, в этом мире. Он стал чем-то большим, чем-то более полным, новым и непонятным. Он видел себя со стороны как в лабиринте бесконечных отражений. В странной чужой одежде, со странными чужими словами на устах. И в каждом из этих отражений рядом с ним был он, его гримм. Его Никлас Беркхард.
Машина остановилась, но Шон пришел в себя лишь тогда, когда услышал голос Нэнси.
- С ним все в порядке? - робко спрашивал деверь у кого-то. Только сейчас до Шона дошло, что все это время в машине, кроме него, Беркхарда и водителя, были еще и Анастасий с Дмитрием. Принц открыл глаза и моргнул. - Шончик? - мягко и заботливо, тоном, каким обычно общался с сыновьями, спросил Анастасий,- ты в порядке? У тебя кровь.
- Это моя,- отозвался Беркхард с беззаботной улыбкой, но Шон почувствовал, как его пальцы сжали его ладонь еще чуть сильнее.
- Джек остался там,- вдруг вмешался в разговор Дмитрий,- его ведь спасут?
Шон посмотрел на него, потом снова на Беркхарда.
- Джека обязательно спасут,- ответил он племяннику, и только после этого истерически рассмеялся.
***
Шону вкатили такую дозу успокоительного, что ею, наверно, можно было отправить в летаргический сон троих таких же омег, как он. Но пока лекарство не подействовало, он не отпускал от себя Беркхарда, едва разорвав контакт рук, тут же снова искал его ладонь, чтобы сжать ее пальцами. Врач, вызванный к принцу, почти насильно укладывал его спать, а Шон несколько раз попросил Беркхарда "Только, пожалуйста, не отходите далеко. Вы ведь обещали всегда быть рядом. Все время."
И лишь получив от него обещание не уходить, Шон провалился в сон. Было неясно, сколько он проспал - час или сутки. Почти без сновидений, только в голове постоянно вертелась фраза, как на заевшей аудиозаписи "Вот мы и встретились. Вот мы и встретились..."
Проснулся Шон, уже твердо приняв решение.
В комнате было пусто и почти темно. Шторы были опущены, кондиционер мягко гудел. Прохладно, как всегда нравилось Майзнеру. И никого. Шон резко сел. Огляделся.
Ушел. Никлас Беркхард ушел - сдал его с рук на руки и отправился домой. От этой догадки стало так больно, словно одна из пуль все же попала в принца. Дверь спальни с легким гулом отъехала в сторону, и на пороге появился Гюнтер.
- Ваше Высочество, вы проснулись,- не спросил - констатировал он.
- Где Беркхард? - потребовал Шон хрипло.
- У медиков. Ему извлекают пулю. Он сказал, что вернется, как только закончит,- отрапортовал Гюнтер, и Шон с облегчением откинулся на подушки,- герр Дега все еще под успокоительными, у него случился припадок,- на Себастьяна Шону было плевать, но он кивнул,- звонил ваш муж.
Очень медленно Шон снова сел в постели. Ну конечно, Фридрих звонил. Сообщения о теракте должны были появиться уже даже в новостях, а по своим каналам он мог получить информацию даже значительно раньше. Бедный Фридо, наверно, поседел, узнав, какая опасность грозила его драгоценному Ливу. Его преданному любящему мужу... Шон ощутил, что смеховая истерика возвращается, но смог себя сдержать. Странно, что Фридрих сам не сорвался к нему и уже не прибыл выручать его. С опозданием, конечно, но все равно.
- Набери его номер, я поговорю,- распорядился Шон.
- Любовь моя! - голос Фридриха в трубке звучал так, словно он успел уже похоронить его и оплакать,- когда я узнал, я немедленно хотел лететь к тебе, в ту же минуту.
- Со мной все хорошо,- тихо ответил Шон,- меня спасли, вывели.
- Да, я слышал, слышал,- отозвался Фридрих,- боги, если бы с тобой что-то случилось, как бы я жил? Что бы я делал?
Шон улыбнулся.
- Я жив. - повторил он механически,- я в порядке. И скоро прилечу домой.
- Да, верно, верно,- подтвердил Фридрих, и голос его неожиданно задрожал. Великий суровый крон-принц Германии готов был разрыдаться, как мальчишка? Майзнер судорожно вздохнул,- боги, как же я люблю тебя, Штефан. Я так тебя люблю.
Шон молчал. Впервые в жизни он не находил в себе сил ответить на это.
- Я выслал за тобой самолет,- не дожидаясь ответа, продолжил Майзнер,- как только ты сможешь лететь, он будет тебя ждать.
- Я уже могу,- ответил Штефан мягко,- я прилечу. Только... одна вещь, Фридо.
- Что угодно! - горячо отозвался Фридрих.
- Никлас Беркхард,- выговорил Шон почти по слогам,- он спас мне жизнь, а здесь, в СГА, его никто не ценит, он своего рода... изгой. Я хочу взять его с собой . Он будет моим охранником и дальше.
Последовала короткая пауза, в течение которой Шон многое бы отдал, чтобы иметь возможность прочитать мысли Фридриха.
- Конечно,- наконец ответил он,- это правильное решение. Конечно, пусть едет.
***
Когда погасла табличка, Шон отстегнул ремень безопасности и посмотрел на Никласа Беркхарда, расположившегося в соседнем кресле. Тот глядел в иллюминатор на бесконечный белесый слой облаков.
Конечно, он согласился полететь с ним. Такие перспективы! Такой престиж. Видимо, дела Беркхарда и правда шли из рук вон плохо - он даже не спросил, заплатят ли ему за эту работу и сколько. Принцу Штефану так спокойней? - ладно, он полетит, какой разговор. Шон был готов предложить ему любую сумму, лишь бы он согласился. Этого не потребовалось - Никлас согласился и так.
Он исправно выполнял свое обещание - не отходил от Шона ни на шаг, словно верил, что тот теракт был направлен именно на него, Штефана, крон-принца Австрии и Германии.
- Я не люблю самолеты,- проговорил Шон, чтобы хоть как-то начать разговор. До сих пор у него это получалось не слишком удачно, но здесь, в закрытом пространстве салона, сбежать Беркхарду было некуда,- меня всегда вгоняло в ступор - как такая махина может держаться в воздухе.
- А я об этом не задумывался, - признался Ник, - летают и хорошо.
Ну и вот что на это ответишь? Проклятье, надо было поговорить о чем-то другом. Начать с какого-то другого конца. Да вот только с какого? Много ли общих тем у принца и отставного военного, работающего телохранителем? Они были совершенно из разных кругов, из разных стран. Из разных миров. Что интересовало Никласа, Шон понятия не имел. Что интересовало его, едва ли могло заинтересовать Беркхарда. Не о сорванном же фестивале с ним разговаривать. И не о своих странных чувствах - вот уж точно нет!
- Да, вы, наверно, правы,- согласился он. Помолчал немного, потом решился продолжить,- спасибо, что вы согласились полететь со мной. Это для меня очень важно.
- Да не за что. - Ник пожал плечами. - Это оказались индейцы,- вдруг добавил он.
- Индейцы? - переспросил Шон.
После его нервного припадка никто, разумеется, не говорил с ним о теракте. Этой темы избегали так тщательно, что любой бы на месте Шона засомневался, а был ли теракт на самом деле, не были ли это какие-то глупые учения? Траур в половине стран Европы говорил, конечно, об обратном, но снова - видимо по распоряжению Фридриха - Шон оказался огражденным от лишней информации. Да чего там, вообще от всей информации на эту тему.
- Но зачем им это?
- Война за независимость, так они это назвали. "Хе кпаме"... Раньше была кучка радикально настроенных коренных, ничего особенного. Были в сводках за хулиганство и вандализм, за несанкционированные акции. Пытались юридически отбить часть своих территорий в Дакоте...Но никто и подумать не мог, что они способны на такое. "Вы уничтожили нашу культуру, теперь мы сотрем с лица нашей земли - вашу",- процитировал Ник.
Шон слушал, с каждой секундой все больше ощущая себя тепличным растением. В нем, как костер, набиравший все больше силы, зажглось раздражение на Майзнера. Он всегда ото всего его оберегал, держа в неведении. Будь его воля, он запер бы Шона во дворце и вообще никуда не выпускал. Принц слышал о том, что в Америке было неспокойно, что государства там постоянно боролись за сферы влияния, что время от времени там возникали стычки и волнения. Но радикальные группы? Война за независимость? Такого Шон и представить себе не мог.
- Выходит,они сражались за правое дело? - уточнил он,- но почему с нами, европейцами? Мы ведь не отбирали их земли, не посягали на их свободу.
- Скорее всего, это лишь шаг. Теперь большая часть европейских королевств если не бойкотирует Америку, то помогать точно не станет. Новая Голландия - одна из самых сильных, и тесно сотрудничала с Бельгией и Голландией... А теперь там погиб омега король Бельгии и голландский крон-принц. Если правительство не сможет обставить все как общую трагедию, пиши пропало - дружеское расположение старого света. Погиб король Мексики, это тоже внесет раздор, там народ горячий...
Шон слушал и кивал. Он помнил, как на выходе из убежища Анастасий, прижимаясь к нему, спрашивал - видимо, совершенно выпав из реальности - "Интересно, а где Беатрикс? Он обещал рассказать о том забавном случае в посольстве Испании..." Значит, Беатрикс, король Бельгии, так и не расскажет Нэнси, чем закончился тот прием... Да и вообще ситуация складывалась более, чем неприятная. В такой ситуации опытный политик легко бы смог воспользоваться случившимся. К примеру, можно было бы предложить отцу заявить о поддержке Новой Голландии, и тем самым укрепить позиции Австрии в Новом свете. Или постараться убедить в этом же Фридриха. Шон задумался.
- Любопытно,- выговорил он, прищурившись и глядя в пространство, мысленно просчитывая ходы будущей партии,- но как они смогли это провернуть? Какие-то индейцы и здание, полное охраны и датчиков? Они настолько опасны?
- Они никогда не были опасны. И никогда не дружили с технологиями... А это нападение было все завязано именно на них. Будь здание не таким автоматизированным, все бы могло провалиться. Их только старая датчик-рамка напрягала. Но и с ней они нашли способ борьбы.
Шон вспомнил те минуты перед рамкой убежища и тот единственный момент, когда она вспыхнула, предупреждая об опасности.
- Аркадий! - удивленно воскликнул он,- не могу поверить... Он был с ними заодно?
- Каким-то образом да. Я не знаю почему. Кто-то говорит, его задурили, кто-то, что Британия всегда поддерживала местных. Теперь Массачусатс закидали говном, за то, что у них самые либеральные законы в отношении индейцев. Я понятия не имею, и даже не уверен, что когда-нибудь узнаю, почему он согласился на это...
Ник помрачнел.
Шон заметил, что гримм нахмурился и догадался, что у него на уме. Жертвы, которых можно было бы избежать, если бы Никлас понял все раньше, был тверже, убеждая следовать за собой или досматривая принца-звенелку.
- Я читал ваше досье,- признался он негромко,- то, что смог раздобыть Себастьян. Он хотел запугать меня тем, что вы неуравновешенный и неуправляемый, вот и расстарался, но я понял, что вы хотели спасти их - ваших сослуживцев, правда? - он сделал паузу, неуверенный, на твердую ли почву ступает,- хотели - и не смогли. И сейчас не смогли. Но вы должны понимать, что в таких ситуациях спасти всех невозможно. И нужно быть благодарным Семерке за тех, кто все еще жив. И я точно знаю, что вы спасли меня. И Нэнси с Дмитрием. И все те, кто вышел живым из того здания, сейчас живы только благодаря вам, мистер Беркхард.
Ник кивнул так, словно не собирался ничего на это отвечать.
- Дурацкий был приказ.- заговорил он вдруг после короткой паузы,- И Курцман сказал "Бредовый приказ, сэр, нас всех убьют", а я ему знаете что ответил? - он грустно усмехнулся, - я сказал "Завари ебало, Курцман, и шевели булками. Приказ есть приказ." Такие дела, мистер Принц. такие дела.
Шон понял не все слова из того, что Никлас ответил некому Курцману, но общий смысл до него дошел.
- Не все те, кто отдает приказы, созданы для этого, и не все те, кто вынужден подчиняться, созданы для подчинения,- ответил он,- но в конечном счете тот, кто отдает приказ, виноват больше всех - поэтому это бремя так тяжело. Куда тяжелее, чем кажется. - Шон посмотрел на Никласа очень серьезно,- Вы не могли не подчиниться. И не могли их спасти. И я представить себе не могу, насколько это больно.
- Я мог не подчиниться и спасти. Я мог хотя бы постараться. А в итоге я спас только пятерых. - глухо ответил Ник, - Ладно, хуй с ним с этим! - махнул он рукой и достал сигареты, - А, черт, тут же не курят у вас!
Повторять свой пассаж про то, что надо не сожалеть о мертвых, а радоваться за живых, Шон не стал - это было лишнее. Разговор и так, кажется, получился слишком личным. Беркхард смутился, а смущать его принц уж точно никак не хотел.
- Вы в королевском частном самолете,- напомнил он с напускным высокомерием,- летите в Австрию, где курят даже собаки. Как вы думаете - можно ли здесь курить?
Ник коротко хохотнул и с наслаждением прикурил.
Шон, приободренный его реакцией, тоже улыбнулся. Сам он не курил с двадцати лет - с тех самых пор, как состоялась их с Фридрихом помолвка. После этого Гудрун стал параноидально заботиться о здоровье "милого Штефана", чтобы тот, как племенная лошадь, мог в итоге дать здоровое потомство. Сейчас же Шон едва сдержался, чтобы тоже не попросить сигаретку.
Он и сам не понял, как это слетело с языка, а когда сказал это, брать слова назад было поздно.
- Вы женаты, мистер Беркхард?
- Нет пока.- ответил он односложно.
Это "пока" звучало довольно двусмысленно, но Шон - для своего спокойствия, решил в подробности не вдаваться. Пока.
Самолет, следуя точно по расписанию, должен был прибыть в Вену в полдень.

@темы: Grimm

---

Спокойной Ночи, малыши.

Посягательства на святое

Прочитала я тут сегодня интересный тред о том, какой же пиздец творится в мире мультика Тайна третьей планеты, если капитан Зеленый называет 20 век "тихим". Решила в очередной раз пересмотреть этот шедевр советской анимации. Конечно, я давно уже разгадала тайну того, кто мама Алисы - очевидно, что Зеленый. Они и внешне похожи, и заботится он о ней на протяжении всей истори очень по-матерински. При этом уровень тактильности между профессором и капитаном тоже очень высок и какбэ намекаэ. Мой больной омегаверсом мозг поставил последние детали этой головоломки на свои места.
Это, собственно, все, что я хотела сказать по этому поводу. Как сказал Капитан Зеленый, "он подсыпал вам в смазку алмазную пыль".
За сим - спокойной ночи. Снотворного я хряпнула, пойду засыпать дальше.

---

ODD SAVE the KING

ODD SAVE THE ΩKING

GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.

1. Almost happy
2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!
3. I let the music speak.
4. Something’s on
5. Frühling in Paris

6. Now I see.

Now I see.

Шон повесил трубку, закончив разговор с Себастьяном, и все-таки отложил телефон. Он действительно хотел позвонить Фридриху, но был более, чем уверен, что тот занят. Когда будет возможность, он позвонит Шону сам. Сейчас были и другие дела...
Шон обозрел пустой номер. В сущности, из дел у него осталось разве что снова принять душ, переодеться и промаяться бездельем до прихода Себастьяна. Шон всегда боялся безделья. Ему отчего-то всегда казалось, что каждая секунда его жизни должна быть чем-то занята, иначе он лишиться ее навсегда впустую. Все это, скорее всего, было от того, что Шона воспитывали образцовым принцем - а образцовый крон-принц должен каждым вздохом приносить пользу будущим подданным. В отличие от прекрасного принца - Эрика - который мог пробездельничать хоть целый день и назвать это потом творческим поиском. Шон так не мог. Он обычно занимался тысячами дел сразу - интервью, выставки, благотворительные марафоны, визиты и встречи. Если официальные приемы заканчивались, всегда был Фридрих, перед которым можно было выполнять обязанности брачные - и речь шла не только о сексе. А вот сейчас, именно тогда, когда его собственное подсознание вытворяло с ним такие шутки, у Шона совершенно не оказалось дел, чтобы ими себя занять. Может, позвонить Нэнси и предложить ему посидеть с Димой, черт возьми?
Когда телефон снова зазвонил, Шон вздрогнул. Посмотрел на номер и выдохнул с облегчением, словно ждал, что это будет звонок от кого-то неприятного - снова от Себастьяна. Или Нэнси решил сам позвонить поболтать. Или...
Звонил Фридрих.
- Я скучаю, любовь моя.- проговорил он,- Знаю, что ты наверняка невозможно занят... Но я просто хотел сказать тебе, что очень скучаю.
- Я не занят, милый,- ответил принц. Кажется, никогда еще в жизни Шон не был так рад слышать голос Фридо. Вот кто решит все его проблемы, как и всегда. Вот кто убедит его, что все в порядке, что все идет по плану,- я тоже скучаю, я хотел позвонить тебе, но думал, у тебя обед с очередным дипломатом.
- Я сбежал на десять минут, - в голосе слышалась улыбка, - Как там дела? Номер хороший? Ты выспался? Охрана? Сервис? Никто не утомляет? - вопросы сыпались сами собой, и Фридрих, кажется, даже не заметил, как превращает диалог - в допрос, и пусть это был очень нежный, полный любви, но допрос.
Шон негромко рассмеялся. Да, видимо, разлука давалась Фридриху не менее тяжело, чем ему самому.
- А разве Себастьян тебе не доложил уже все? - поддел он мужа. Шон и сам не знал, стоит ли рассказывать Фридо обо всем, что с ним происходило, и вообще стоит ли выходить за рамки обычного формального разговора двух супругов. Он доверял Фридриху больше, чем самому себе, но рассказать ему о своих фантазиях казалось Шону немыслимым. Не потому что Фридрих не поймет, но потому что Шону хотелось почему-то оставить их себе, спрятать и приберечь на потом - даже если это "потом" никогда не наступит.
- Ну при чем тут Себастьян, - упрекнул его Фридрих, - Я ведь у тебя спрашиваю.
- Хорошо, тогда я отвечу,- покладисто согласился Шон,- Дела - нормально. Номер - отличный. Я выспался достаточно, учитывая разницу во времени. Про охрану тебе рассказал Себастьян - я нанял героя войны, а остальные мне незнакомы пока. Сервис на уровне. А утомляет меня Себастьян и твои бесконечные вопросы,- он вздохнул и постарался, чтобы Фридрих услышал его примирительную улыбку в голосе,- родной, со мной все в порядке. Я скучаю по тебе, но это все.
- Стоило тебе уехать от меня за океан, как мои вопросы превратились в утомительные, - Фридрих тоже улыбался в ответ. - А как погода? Ты поедешь в Стадспарк на прогулку, или свободного времени совсем нет?
Шону подумалось, что Фридрих не мог перестать сыпать вопросами, словно бы замолчи он на секунду, и собеседнику станет скучно и он повесит трубку. Он был встревожен - и это было слышно.
- Фридрих,- тон Шона стал мягким и успокаивающим, каким говорят с раскапризничавшимися детьми,- дорогой, выдохни. Про твои вопросы поначалу я пошутил, но теперь это и правда начинает быть странным. Тебя что-то беспокоит?
По правде говоря, Шону начинало казаться, что Фридрих обо всем догадался. Будто муж после стольких лет вместе имел возможность проникать сквозь потайную дверь в его сны и наблюдать, что в них происходит, и вот вчера он видел все, а теперь лишь подталкивает Шона к признанию.
- Да. Меня беспокоит то, что ты так далеко, - признался Фридрих. - Я и не думал, что это будет так сложно.принц почти видел, как Фридо в привычном жесте развел руками. - Может быть, после конференции поговорим с видео? - спросил он, не ожидая, видимо, что муж может отказать.
- Мне тоже сложно,- это была чистая правда. Шон присел на диван и опустил глаза, словно Фридрих мог видеть его виноватую позу. И ведь если согласиться на видео-звонок, он и правда все увидит. Майзнер, который знал его с самого детства, который подмечал каждую мелочь в его внешности и поведении, непременно заметит неуловимые, но непонятные перемены в супруге. И обо всем догадается.
- Конечно, милый. Если закончим не очень поздно, и у тебя не будет пять утра,- пообещал он. В дверь номера постучали, и Шон поспешил добавить,- Себастьян пришел. Я непременно перезвоню тебе.
- Я буду ждать, люблю тебя, Лив, - казалось, что Фридрих хочет добавить что-то еще, но нет, он промолчал и сбросил звонок не дождавшись ответа Шона.
Лив. Фридрих не называл его так уже лет двадцать - с самой далекой юности. Он был Лив, а Эрик - Лиззи. Фридрих тогда любил представать перед ними эдаким прекрасным героическим принцем из древних легенд. На Эрика это действовало магически - он мгновенно переставал истерить и капризничать, чем занимался почти постоянно, и превращался в шелковую воспитанную омежку, называл себя именами древних принцев-омег и пытался заставить Фридо спасать себя. Шон же эти игры не слишком любил, но в конечном счете позволял Фридриху спасти себя от неведомой твари. Эрик после таких игр всю ночь проводил в обиженной истерике, но, стоило Фридо снова начать, с радостью втягивался.
С чего вдруг Фридо вздумалось назвать его так.
В номер вошел Себастьян, и Шон поспешил отогнать от себя эти мысли.
- Гюнтер и Беркхард пришли проводить вас к машине, - провозгласил Себастьян так официально, будто не охранников анонсировал, а королевскую чету представлял.
Гюнтер и Ник вошли, даже не дожидаясь, пока он договорит. Молча встали у дверей.
Шона слегка выбил из колеи разговор с Фридрихом, поэтому Себастьяну он ответил раздраженно:
- Ты принес мою булавку? Мне нужно переодеться!
Взгляд его невольно скользнул по обоим гриммам и задержался на Беркхарде. Без своей форменной куртки, в смокинге, идеально сидящем на нем, он был похож... Он был похож на принца Аркадия, только безо всех его ужасных побрякушек - нарочито небритый, элегантно встрепанный, но благородство чувствовалось в нем, несмотря на артистическое несовершенство внешности. Ровная линия плеч, скульптурные очертания рук и груди... Шону пришлось сглотнуть, чтобы успокоиться. Черт, и почему он, зафиксированный, замужний омега, воспитанный в лучших традициях, так реагирует на одно появление Беркхарда в комнате?! Как безмозглая юная омежка. Или как Эрик на Фридриха. По идее фиксация вообще должна была защитить его от подобных шуток гормонов.
Шон поспешно отвел глаза, благодаря небо, что оба альфы сделали уколы, а Себастьян - омега.
- Мне нужно переодеться,- повторил он уже тише и без раздражения.
Забрав из рук Себастьяна сафьяновую коробочку, принц поспешил ретироваться. В спальне, где его костюм был уже подготовлен, он некоторое время стоял, прислушиваясь к себе. С ним что-то происходило, теперь это было совершенно очевидно. Он возбуждался от одного вида Беркхарда, он хотел приглашать его на ужин, завтрак и обед каждый день. Он, кажется - что?.. Влюбился в него? Ерунда! Ведь он любит своего мужа, своего альфу.
Шон прикрыл глаза, вспоминая ту ночь, в Париже, когда все и произошло. Они занимались любовью почти до утра, и в какой-то момент стало так оглушительно хорошо, что Шон решил, что вот она - фиксация. Фридрих смотрел на него таким обновленным взглядом, что сомнений не оставалось - он тоже это почувствовал, но что если...
Шон тряхнул головой и принялся одеваться. Перед выходом из спальни он подошел к туалетному столику, вытащил из одного из ящиков нессессер, достал шприц с блокиратором - на всякий случай, вдруг течка начнется раньше - и вколол себе полную дозу.
В гостиную принц вернулся уже как ни в чем не бывало, сияя лучезарной улыбкой.
- Я готов,- объявил он телохранителям.
Беркхард, занятый каким-то разговором с Гюнтером, вдруг повернулся к нему и проговорил очень серьезно:
- Не отходите далеко, ладно? Даже если что-то случится - не отходите от меня.
Себастьян, подобравшись, начал бормотать что-то возмущенное.
Шон моргнул и посмотрел на Беркхарда. Из взгляды встретились, но на этот раз принц не ощутил ничего похожего на сексуальное возбуждение. Только пронизывающую, словно осенняя сырость, тревогу. Словно мурашки пробежали по телу. Кошка прошла по твоей могиле - вот как они говорили в детстве о таком чувстве. По твоей могиле.
Шон медленно кивнул и махнул Себастьяну, чтобы он заткнулся.
- Это вы не отходите далеко, ладно? - проговорил он каким-то не своим голосом и тоже очень серьезно.
- Я буду рядом все время. Если начнется паника, если кто-то куда-то побежит - вы _никуда_ не побежите, пока я не скажу. Ясно? И если все будут нестись как оголтелые, а я скажу стоять - вы должны будете найти в себе силы стоять. Это понятно? - он говорил четко и негромко, как на каком-нибудь инструктаже, не сводя с Шона взгляда.
Шон понятия не имел, о чем это он толкует. Ни малейшего - переполох на фестивале Искусств? Паника и бегущие, как оголтелые королевские особы, какой абсурд!
Тем не менее, он снова кивнул.
- Ясно,- он перехватил возмущенные взгляды Себастьяна и Гюнтера и уже представил, как будет оправдываться перед Фридрихом еще и за эту выходку, но такой ответ был единственным верным.
Беркхард кивнул, подсоединил гарнитуру к виску. Несколько секунд левый глаз, казалось, затуманился, но потом он снова стал нормальным.
- Мы садимся в лифт. - тихо сообщил он кому-то.
Мягко захлопнулись двери лифта.
Шон все это время не сводил с Ника глаз.
Да, сомнений не оставалось. Влюбился, как мальчишка. Несмотря на тревогу, несмотря на укол, он все равно ловил каждый жест Беркхарда, подмечал каждое его движение, словно стал частью его, словно знал, что он скажет и что сделает, еще до того, как Никлас сам принимал решение сказать это или сделать.
И когда тот внезапно замер и начал быстро говорить что-то в коммутатор, Шон замер вместе с ним, даже не спрашивая, что случилось.
Зато заговорил Гюнтер. Беркхард резко распорядился о том, чтобы никто не выходил из лифта, и немец возмущенно выступил вперед.
- Что за ерунда! - взвился он,- вы задерживайт принца! Немедленно выполнит обязанности!
- Нет! - рявкнул на него Никлас, - Никто из этого лифта не выйдет.
Мимо них прошел французский омега-король и его охрана, удивленно посмотрели на кричащего Никласа и прошли дальше.
- Немедленно прекратит балаган! - отрезал Гюнтер, а потом обратился к Шону по-немецки,- Ваше Высочество, идемте, с ним я разберусь позднее.
- Нет! - ответил Шон твердо, нахмурив брови и глянув на Гюнтера так, что тот от неожиданности отступил на шаг,- мы будем делать так, как сказал Никлас... мистер Беркхард.
- Но ведь мы опаздываем...- робко подал голос телохранитель, но Шон лишь отмахнулся.
- Что нам делать? - спросил он,- если нам грозит опасность, то нужно предупредить остальных, разве нет?
Секундная пауза зазвенела неожиданной тревожной тишиной.

@темы: Grimm

---

ODD SAVE the KING

ODD SAVE THE ΩKING

GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.

1. Almost happy
2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!
3. I let the music speak.
4. Something’s on

5. Frühling in Paris

Frühling in Paris

Он помнил ту весну в Париже так, словно это было вчера. Иногда, закрывая глаза, он возвращался в тот теплый май, когда воздух пах корицей, сиренью и Штефаном. Фридрих помнил каждую секунду их медового месяца, каждое выражение лица, каждое изменение голоса, каждый вздох. Он любовно хранил их все эти годы, и время от времени выносил на поверхность памяти, чтобы еще раз пережить. После того мая у них было еще много прекрасных моментов - в сущности, Майзнер наслаждался каждым часом рядом со Штефаном, но та весна в Париже была самой счастливой из всех.
С того самого момента, как еще живой тогда Людвиг Майзнер соединил их руки, принимая помолвку, Фридрих и Штефан не разлучались ни на сутки. Они могли порознь провести целый день, но вечером непременно засыпали в одной постели. Но вот теперь Шон уехал один - на целую неделю, а неотложные дела не позволяли Майзнеру поехать вслед за ним. Он никогда не отличался собой паранойей - для зафиксированных альфы и омеги такое понятие, как супружеская измена, было призрачным, едва ли возможным. Шон мог, конечно, ради эксперимента попробовать с кем-то переспать, но едва ли это принесло бы ему удовольствие. Тем не менее, Фридрих велел Себастьяну Дега, советнику Кроненбергов, докладывать о том, как проходит визит, каждый день, и сообщать обо всех внештатных ситуациях. Не изменах, разумеется, а тех, что касались безопасности Шона.
И дня не прошло, а Майзнер уже не находил себе места - так он скучал по мужу. Вертящийся под ногами Эрик лишь усугублял ситуацию. Да еще этот звонок...
Дега позвонил в начале второго. Доложил, что принц прибыл без осложнений, но на полуслове вдруг замялся. Майзнер, хмурясь, ждал, пока советник подберет нужные выражения.
- Это касается той охранной группы,- пояснил он,- произошла кое-какая накладка...
- Накладка? -холодно переспросил Фридрих,- я думал, в твои обязанности входило проследить, чтобы не было никаких накладок.
- Да, Ваше Высочество, конечно, но этого невозможно было избежать - они получили тендер, с ними был подписан контракт, но в последний момент выяснилось, что в личный состав группы входит некто Никлас Беркхард. Лейтенант Никлас Беркхард.
Это имя Майзнеру ничего не говорило. Он порылся в памяти, но не помогло.
- Ближе к делу,- распорядился он.
- Герой Войны,- пояснил Себастьян,- вот только... вот только у него проблемы с головой, как говорят. По некоторым сведениям - патологическая неспособность соблюдать субординацию, полное отсутствие пиетета и неумение подчиняться приказам. Одним словом, как военный он, может, и хорош, но как служащий - совершенно безнадежен.
- Ну и что? - не понял Майзнер. Теперь он начинал вспоминать. кажется, он видел эту фамилию в каких-то архивных документах еще при жизни Людвига. - отправьте его охранять стоянку. Или задний выход. Или оставьте в штабе. Невелика беда.
- В том-то и проблема, Ваше Высочество,- Себастьян говорил так, словно ожидал, что Майзнер начнет вытягивать из него каждое слово. Майзнер, конечно, мог бы так поступить, но сейчас был совершенно не в настроении этого делать. - Его Высочество распорядился... распорядился назначить Беркхарда своим личным телохранителем. Вместе с Гюнтером...
Несколько мгновений Фридрих молчал. Поступок Шона был странным - до сих пор он никогда не проявлял особого интереса к мерам безопасности, которые предпринимал Майзнер. Даже Гюнтер был к нему приставлен исключительно по инициативе короля. А теперь, получается, он сам настоял на усилении личной охраны тем, кто, по словам Дега был совершенно ненадежным, лишенным пиетета субъектом? Штефану вздумалось поиграть в благодетеля?
Впрочем, он всегда был склонен к благотворительности, и всегда знал, как успешно и ярко раскрутить практически любую идею. Правда была в том. что с момента их свадьбы, чета крон-принцев утроила свою популярность среди подданных именно благодаря Шону. Людвиг и Гудрун особой любовью среди населения не пользовались, но стоило Штефану Оливию стать членом семьи Майзнер, его рейтинги взлетели до небес - и вместе с ним рейтинги Фридриха, конечно. История их любви и того, как Фридо пошел против воли сурового отца, отказавшись жениться на принце Итальянском Франческо, ради того, чтобы сделать своим мужем единственную любовь всей жизни - Штефана, стала легендой. Шон всегда знал, как с выгодной стороны показать все, что угодно - даже самые неудачные политические ходы Фридриха он маскировал под приятным остроумным интервью. И теперь, кажется, Штефан решил и странам за Океаном показать, какой он благородный правитель - приблизить к себе ветерана, про которого ходили такие некрасивые слухи. Это было так благородно, что у Фридриха сердце заныло от любви и тоски по мужу. О, как бы он хотел быть сейчас рядом с ним и похвалить его за эту идею лично.
- Отличный ход! - заявил он Себастьяну, и советник обескураженно замолчал,- он покажет, что мы чтим их героев. Это представить Кроненбергов-Майзнеров в прекрасном свете - нам ведь необходимо продвигать наше влияние в СГА, и Штефан прекрасно с этим справляется, верно?
Себастьян молчал еще несколько секунд.
- Да,- наконец выдавил он из себя,- верно, Ваше Высочество.
Закончив разговор с Себастьяном, Фридрих не стал убирать телефон - вдруг невыносимо захотелось позвонить Шону. Услышать его голос, сказать ему, как он соскучился. Рассказать о том, что почти всю ночь он вспоминал ту парижскую весну. Фридрих вспоминал белые лепестки, запутавшиеся в мягких кудрявых волосах. Вспоминал горячие губы с привкусом кофе, когда они вдвоем, убежав из дворца, от охраны и сопровождения, прикинулись простыми туристами, отправились на набережную и ходили, взявшись за руки, под бесконечным дождем из лепестков каштанов. Вспоминал, как у него не оказалось мелочи в кармане на чашку кофе - только платиновая кредитка, но не расплачиваться же ей в уличной палатке? Фридрих тогда позволил Штефану пройти чуть вперед - тот, конечно, расстроился, хоть и не подал вида, и Майзнер собрался упрашивать продавца дать ему кофе "в кредит". Тот, нахмурившись, конечно, согласился, а когда Фридрих отправился догонять Шона, бросил на прощание "И передайте Его Высочеству, что мы очень рады за вас".
Он вспоминал, как Шон, словно омега-мальчишка, шел по высокому парапету над Сеной, балансируя на нем, словно готовый вот-вот сорваться, а он, Фридрих, одновременно дрожал от тревоги и восторга, не зная, что уместней - любоваться его легким изяществом или бежать ловить его. И когда Шон дошел до конца парапета, он, чуть повернувшись, шагнул в пустоту, зная, что Фридрих его поймает. И Фридрих поймал. И сжимал в объятиях, целуя, пока хватило дыхания.
Фридрих помнил, как, усталые почти до изнеможения с гудящими ногами, они вернулись во дворец, а там, в полутемной спальне Штефан сам снял с него сперва рубашку, потом немного замешкался с ремнем на брюках, и пока Фридрих пытался прийти в себя от его поспешности, опустился на колени и взял его член в рот.
Фридрих помнил то восхитительное жаркое ощущение близости, когда Шон, уже ближе к утру, подставляясь под его ласки, твердил его имя снова и снова, а потом - вместе с разрядкой, Фридриха накрыло странное непереносимо прекрасное чувство. Словно он вышел из собственного тела, распался на тысячи белых частиц, и каждая из них смешалась с сущностью Штефана, навсегда связывая их вместе.
Майзнер помнил удивленные глаза Штефана, по которым он понял - он ощутил то же самое. Они зафиксировались. Они стали единым целым.
Он рассказал бы Штефану, как длинна каждая минуты вдали, как тоскливо просыпаться одному, а ведь прошла всего одна ночь...
Но в Новом Амстердаме было лишь начало восьмого, Шон наверняка еще спал, уставший после перелета и смены поясов, и Фридрих не хотел его будить.
Секретарь, подтянутый молодой омега, принес документы для следующего совещания. Майзнер пролистал их, почти не глядя. Да, Штефан все сделал правильно, и если подумать, неделя - это не так уж много, но отчего-то Фридрих вдруг почувствовал тревогу - как тогда, когда Штефан балансировал на грани падения с парапета. Еще один шаг - и оступится. Фридрих прикрыл глаза и потер переносицу. Все же разлука любящим сердцам противопоказана.
- Хотите чаю, Ваше Высочество? - осведомился секретарь, дипломатично не замечая его жестов и истолковывая их совершенно правильно - о том, что крон-принц тоскует по мужу, знали, разумеется, все.
Майзнер поднял глаза и улыбнулся.
- Да, Гретхен, будь добр. Благодарю.

запись создана: 28.11.2013 в 10:16

@темы: Grimm

---

Эээ.
Обратите внимание на изначальное время создания этот записи - 3-56 утра, время, когда я мирно спала, обложенная котами. Вопрос - как?! Я лунатила? Или что? На всякий случай сменила пароль, конечно, но любопытно...

запись создана: 28.11.2013 в 03:56

---

Беситься на некоторых и некоторое также неконструктивно, как на снег, темноту, правительство и собственное несовершенство.
А потому - Амстердам. Просто ради того, чтобы запрограммировать Пространство правильным образом.

---

Йей!

Как тут справедливо было замечено, когда мозгом владеет новая идея, не выплеснуть ее ну очень сложно, и потому новый канон)
ODD SAVE THE ΩKING

Начало здесь: Без него это читать не имеет смысла


Параллельная история.
Пока параллельная)
GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.

1. Almost happy

Almost Happy

- Нет, подожди. Подожди...- Шон, тяжело дыша, отстранился, чуть отодвинулся и с извиняющимся видом посмотрел на Фридриха,- прости, я не могу. Не сегодня, ладно?
Глаза Фридриха - как два черных колодца, от возбуждения он едва ли мог расслышать то, что ему говорят, но быстро взял себя в руки - быстрее, чем любой нормальный альфа в подобных обстоятельствах.
- Конечно,- он улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и не слишком искренней, но уже за нее одну Шон был ему несказанно благодарен.
- ты, пожалуй, единственный омега на свете, который может остановиться в таких обстоятельствах.
Шон протянул руку, погладил его по щеке. Тело пылало от неудовлетворенности. Второй день течки, никаких уколов - но Фридрих был прав, даже в этих обстоятельствах Шон смог себя остановить - и его заодно. Сегодня они снова не доведут дело до конца.
- Хочешь, я тогда... языком? - осведомился Фридрих неуверенно. Шон вздохнул.
- Прости меня,- проговорил он,- прости, я просто... не готов.
- Ложись.
Шону нравилось, когда Фридрих становился жестким и властным. Наедине с Шоном с ним такое происходило редко, непростительно редко. Не повиноваться ему было нельзя - Шон лег и призывно раздвинул ноги.
- Я уверен, к этому ты очень даже готов,- прошептал Фридрих и в следующий миг Шон ощутил, как его горячий язык начинает вылизывать его истекающую смазкой попку - через секунду уже невозможно вспомнить, за что он извинялся, почему был чем-то недоволен.
- Да, о да...- прошептал Шон, закрывая глаза и выгибаясь.
***
Штефан Оливий Николь Ренар, из рода Кроненбергов, был знаком с Фридрихом Майзнером, крон-принцем Германии, едва ли не с самого рождения. Поженились они потому, что Фридо, вопреки воле отца, не захотел себе другого мужа, кроме Шона. А Шон... Шон знал, что ему придется выйти замуж - а почему бы не за Фридриха? В конце-концов, он тоже любил его.
Он лежал рядом с ним в постели, не касаясь его, с открытыми глазами, изучая высокий тяжелый балдахин. В комнате было прохладно - отопление дворца было настроено на автоматическую установку оптимальной температуры, а Майзнеру всегда нравилось, если воздух был на несколько градусов холоднее нормы. Шон не возражал. Он почти никогда не возражал Фридриху - хотя бы потому, что тот почти всегда был прав. Прохлада в комнате способствует крепкому сну. Свежий воздух благотворно влияет на цвет лица. Шон почти научился не мерзнуть, особенно, если Фридрих обнимал его и позволял засыпать в своих объятиях. Сам Майзнер спал только отвернувшись - он предпочитал комфорт каким-то формальным нежностям.
Фридо, заворчав, перевернулся во сне на спину, и теперь в неясном голубоватом свете Шон видел его профиль. Мягкий, но вместе с тем мужественный. Фридрих был очень красивым альфой - как и все блют-рояли, высокий, плечистый и статный. Он мог при желании поднять Шона на руки, но Шон просил его этого не делать - ему не нравилось отрываться ногами от пола. Он не чувствовал себя в безопасности, поэтому, к примеру, никогда не плавал в бассейне и не летал на самоуправляемом воздушном скутере, крепящемся к плечам.
Майзнер исполнял каждый его каприз, и Шон иногда выдумывал эти капризы, чтобы ему было приятно доставлять Шону удовольствие. Сам же он пытался отплачивать ему тем же. Только в одном до сих пор он Фридриху отказывал наотрез.
Но ведь, в конце-концов, они были еще слишком молоды, чтобы беспокоиться о том, что у королевской четы нет наследника?
Шон откинул одеяло и свесил ноги на пол. Сквозняк прошел по голым лодыжкам, но принц даже не поморщился. Он встал и снова глянул на Майзнера. Тот во сне был похож на себя лет двенадцать назад. Большой мальчишка, к которому Шон пробирался ночью, чтобы поболтать или просто посидеть под одеялом вместе, если вдруг случалось разбушеваться магнитной грозе. Шон не боялся грозы, но тогда ему просто нравилось сидеть рядом с Фридо. Нравилось, как он брал его за руку и приобнимал.
Теперь же они выверяли каждое свое объятие на публике, а Шон контролировал каждую их близость наедине. Он не смог бы объяснить, почему это делает, даже под пытками.
Путь до окна - короткая перебежка по ледяному полу. Шон раздвинул легкие портьеры и взглянул в небо. Легкий одноместник прочертил белую полосу на графитовом полотне неба. Шон улыбнулся сам себе.
Когда у Фридриха спрашивали - журналисты, друзья или кто угодно другой - счастлив ли он, Майзнер отвечал, не раздумывая "Конечно!", Шон же на тот же вопрос неизменно произносил "А разве можно быть несчастным рядом с таким альфой?"
Иногда ему казалось, что правильного ответа он и сам не знает.
***
- Милый Штефан, и что же - снова не ждать радостных известий? - омега-отец Фридриха, вдовствующий король Гудрун, посмотрел на Шона поверх чашечки с чаем,- неужели я так и умру, не увидев внуков?
Шон отрыл было рот, чтобы ответить, но вмешался Фридо.
- Папа, во-первых, ты еще всех нас переживешь. А во-вторых,- он протянул руку и накрыл своей ладонью ладонь Шона,- я сказал Штефану Оливию, что стоит подождать с наследниками. Ведь нам пока хватает и друг друга, чтобы быть счастливыми. Верно, дорогой?
Шон кивнул, послав ему благодарную улыбку.

2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!

Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree?

***
Впервые в жизни ему было стыдно звонить мужу. За все годы их брака Шон был образцовым супругом - он во всем прислушивался к мнению Майзнера, никогда не позволял себе даже мысли о том, чтобы променять его на кого-то другого - пусть даже на одну ночь. Но сегодня...
Хотя, собственно, ничего такого не произошло. Шон прибыл в Новую Голландию без каких бы то ни было трудностей. Поездка в АША, куда сначала они с Фридо должны были отправиться вместе, как королевская чета, была событием второстепенным. Международный Фестивал искусств - вещь, конечно, значимая, но к политике имеющее отношение весьма косвенное. Поэтому, когда стало известно, что Фридриху придется провести несколько встреч на высшем уровне, решено было, что в Новый Амстердам Шон отправится один. Это было довольно обычное дело, и он совершенно не переживал по этому поводу. В отличие, конечно, от Фридриха. Тот с немецкой дотошностью и предусмотрительностью распорядился, чтобы к Шону было приставлено еще несколько охранников из местных агентств. Шон считал такие предосторожности излишними, но с Фридрихом решил не спорить. Он хотел уехать - не только из-за любви к искусству и желанию сменить обстановку. Дело было еще и в том, что в последние несколько недель Майзнер стал немного его утомлять. Нет, конечно, Шон любил мужа, и знал, что тот все делает только для его блага, но бесконечная забота могла и надоесть. Шон был отчасти очень рад, что едет один - по крайней мере, он сможет немного отдохнуть от Фридо, соскучиться по нему, и по возвращению все снова войдет в приятное привычное русло.
Все изменилось, когда на пороге появился этот проклятый гримм.
Шон уже в третий раз набирал номер - не попадал по цифрам, мысленно умоляя себя успокоиться и собраться. Рассказывать Фридо о том, что случилось, было, в сущности, нечего. Разве что Себастьян, встретивший Шона в отеле, мог поведать о его вспышке гнева, когда помощник предложил поменять охранное агентство, не объяснив толком причин. И еще, пожалуй, Шон мог бы рассказать о том, что, успокоившись, решил проверить, уж не носят ли перепады его настроения иной характер, чем просто реакция на усталость и стресс?
Ответ был - нет. Тест из ванной оказался отрицательным. И об этом Фридо тоже было знать не обязательно.
- Шон? - голос Фридриха в трубке - как глоток если не свежего воздуха, то воздуха родного дома - точно. Шону вдруг захотелось вывалить ему все. О том, что едва услышав от Себастьяна имя "Никлас Беркхард", Шон словно получил удар тока. И удар этот вернул ему какую-то глубинную, потаенную до сих пор память. Память поколений. Никлас Беркхард. Шону в тот момент показалось, что он слышал его уже множество раз. Что они были знакомы - не здесь, в иных жизнях, иных обстоятельствах, иных мирах. Что где-то там, за границей этого бытия, их связывало нечто... невероятное. а Себастьян все твердил, что у этого Беркхарда проблемы с головой, и его необходимо уволить. Тогда-то Шон и сорвался.
- Фридо, милый,- произнес Шон почти шепотом.
- Шон, любовь моя,- в голосе мужа зазвенела тревога,- ты в порядке? У тебя такой странный голос...
Конечно, отчего бы ему не быть странным. Ведь нужно было рассказать Фридо о том, что, едва увидев Ника Беркхарда на пороге своего номера, едва встретившись с ним взглядом, Шон почувствовал, как во рту мгновенно все пересохло, а сердце забилось где-то под горлом. Он неловко сглотнул и улыбнулся - ну точь в точь глупая омежка на первом свидании.
Лицо у Беркхарда было симпатичное, но ничем не примечательное. Голубые глаза, встрепанные темные волосы, грубая рыжеватая щетина, но отчего-то Шон вдруг явственно представил, как эти губы целуют его... целуют везде - он даже почти ощутил это кожей, словно прекрасно знал, каково оно, прикосновение этих губ, этих рук.
- Все хорошо, я просто... расстроен,- Шон едва подбирал слова. Он понимал, что должен, наверно, извиниться перед Фридрихом за то, что попросил - не приказал, попросил! - Никласа Беркхарда стать его личным телохранителем вовсе не потому, что тот был героем войны, а потому, что захотел держать его к себе поближе. Смотреть, силясь вспомнить, ухватить, как смутное дежа-вю.
- Расстроен? - переспросил Фридо,- что случилось, любимый?
Нельзя, ни в коем случае нельзя рассказывать о том, как Никлас Беркхард отверг его предложение поужинать. Неловкое, брошенное между прочим, всего лишь реакция на голодный взгляд Гримма на тарелку с печеньем и закусками на столе. Но отказ был болезненным. Он задел за живое и вернул к действительности. И теперь эта действительность на другом конце планеты тревожно вслушивалась в тишину в трубке.
- Я... я подумал на мгновение, что я в положении...- заговорил Шон. Он никогда не врал Фридриху. Никогда,- я сделал тест, но он оказался отрицательным... Наверное, просто стресс.
Еще пару секунд в трубке висела тишина, но потом Шон услышал в тоне Майзнера облегчение, смешанное с легкой досадой.
- Это ничего, Шон. Вернешься из АША, и, если захочешь, мы попробуем все сделать правильно,- ободряюще проговорил он.
- Да,- ответил Шон тихо, глядя прямо перед собой,- я все попробую сделать правильно...
***
Он открыл глаза и сразу встретился взглядом со знакомым балдахином. Неужели все, что случилось, было лишь странным, ярким и очень реалистичным сном? А на самом деле он еще никуда не уезжал из Вены?
Шон медленно повернул голову. На соседней подушке кто-то спал. Не Фридрих - его затылок Шон созерцал столько раз, что даже в полутьме мог отличить его от любого другого. Но тогда кто же? Шон ожидал, что вот-вот его охватит страх - или хотя бы тревога, но ничего подобного не произошло. С ним в постели лежал не Фридрих, но назвать его "чужим" сознание отказывалось.
Шон протянул руку, но, чуть дрогнув, фигура под одеялом отодвинулась от него, словно один кадр кинофильма неудачно наложили на другой. Еще одна попытка дотянуться - теперь Шон был уверен, что должен это сделать, должен дотянуться до незнакомца, заставить его обернуться, во что бы то ни стало, но все было бесполезно.
Шон снова закрыл глаза, зажмурился, стараясь прогнать наваждение, и в этот момент чьи-то сильные руки обняли его сзади. Он инстинктивно прильнул к тому, кто обнимал его, снова осознавая, что это не Фридрих. От Фридриха почти никогда ничем не пахло - на нем не задерживался даже запах одеколона, словно он впитывал в себя все посторонние запахи. От этого же человека пахло так... возбуждающе. Пахло опасностью, яростью и альфийским возбуждением.
Шон понял, что увлажнился почти мгновенно - до течки было еще далеко, но ощущения были такие, словно она в самом разгаре, и нельзя сопротивляться, нельзя отстраниться, невозможно остановиться или хотя бы притормозить.
- Мой принц уже совсем мокрый,- прошептал на ухо низкий знакомый голос. Никлас Беркхард. Шона лапал сейчас Никлас Беркхард, проклятый гримм, смешавший ему все карты. Шон почувствовал, как внутри все сжалось - не от ярости, не от страха - от неописуемого восторга,- хочешь, чтобы я отымел тебя, как сучку, прекрасный принц? Хочешь?
Таких слов Шон никогда прежде не слышал. Да если бы кто-то отважился сказать это даже не ему, а в его присутствии, ему скорее всего вырвали бы язык, но сейчас...
- Да,- выдохнул Шон, вильнул бедрами и услышал, как альфа за его спиной возбужденно рыкнул.
Принц ощутил, как ловкие горячие пальцы прошлись по его пояснице вниз, к ложбинке между ягодиц. Сильная рука перевернула его, заставив грудью упереться в подушки и повыше задрать бедра. Шону хотелось повернуться, хотелось увидеть лицо Беркхарда, хотя бы ради того, чтобы убедиться, что это действительно он. Но тот прижал его к постели так настойчиво, что почти лишил свободы движений. Ладони Беркхарда огладили его ягодицы, сжали их и чуть раздвинули. Шон застыл, зная, что будет дальше и чувствуя, как от одной мысли, от одного предвкушения этого внутри все сжимается.
- Какая мокрая, развратная сучка,- Беркхард и сам едва мог говорить, голос его звучал сдавленно и хрипло. Шон негромко простонал - ожидание затягивалось, и возбуждение становилось невыносимым. - давай-ка мы это исправим.
Он наконец коснулся его губами. Шон дернулся, невольно пытаясь отстраниться - это было слишком приятно, но уже через секунду он осознал, что не прочувствовал пока и половины. Вслед за губами его коснулся горячий влажный язык. Никлас Беркхард вылизывал его так, как никогда не делал Фридо - придерживая за бедра, не давая отстраниться, не давая ни помогать себе, ни мешать, врываясь в самый центр удовольствия. Шону показалось, не прошло и секунды, как он кончил - так бурно, как никогда в жизни.
Никлас Беркхард чуть отстранился, лизнул его между ягодиц еще раз,потом выпрямился и, держа Шона за талию, придвинул к себе.
- Сладкий, сладкий принц,- гримм склонился, прижавшись грудью к его спине. Шон чувствовал, как его твердый, чуть влажный член приживается к нему. Ник двинулся несколько раз, размазывая горячую смазку по коже Шона,- мой сладкий сладкий принц.
И снова на Шона вдруг накатило ощущение, что он слышал уже именно эти слова, произнесенные именно этим голосом и этим тоном. И даже знал, что на них отвечать. Но сейчас ничего подходящего не приходило в голову.
Никлас Беркхард прикусил его за плечо - резкая боль прокатилась вниз по спине, и Шон вскрикнул от неожиданности. Выгнулся, подставляясь - он был сейчас вовсе не принцем, не мужем короля, не уполномоченным представителем своей страны - он был омегой и собирался отдаться своему альфе.
Еще одна секундная пауза длинною в половину вдоха, и Никлас Беркхард одним резким толчком овладел им.
***
Шон проснулся от собственного стона. Резко сел в кровати, оглядываясь. Он в Новом Амстердаме. В гостиничном номере.
На влажных от смазки простынях...
О, боги, какой позор. Шон чувствовал, как колотится его сердце, как сжимается все еще истекающая влагой попка. Проклятье, да он все еще был возбужден так, что едва мог соображать. Сон, который ему приснился, был таким... как, интересно, после него он сможет смотреть новому телохранителю в глаза? Что бы сказал о таких снах его психотерапевт?
Шон откинулся обратно на подушки и прикрыл глаза. Скользнул рукой под одеяло и, выгнувшись, коснулся себя, потом аккуратно запустил внутрь один палец. Необходимая мера, всего лишь первая помощь - неужели он так быстро начал скучать по Фридриху?
Палец скользил по смазке, поддразнивая Шона, и через несколько секунд он добавил еще одни.Картины из сна представали перед ним так четко, так ярко. Он почти ощущал в себе движения языка, а потом то, как в него вбивается большой горячий член... Шон застонал, задвигал рукой сильнее.
Вот только во сне с ним был вовсе не Фридрих. Майзнер никогда не позволял себе так с ним обращаться - грубо, неуважительно. И еще эти слова, как там было?..
Шон застонал, выгибаясь сильнее. Пальцев было непростительно, мучительно мало. Он имел себя ими теперь быстро и резко, не давая меркнущим образам из сна ускользнуть окончательно.
Сучка! Он называл его сучкой, мокрой развратной сучкой.
Шон утопил стон в подушке, проникая в себя все сильнее. Там, во сне с ним был не Майзнер, нет. Это был Никлас Беркхард.
Он услышал в своей голове хриплый сдавленный голос гримма, повторяющий "мой сладкий, сладкий принц", и в следующий миг его накрыло волной разрядки.

3. I let the music speak.

I let the music speak.

Эрик наиграл двумя пальцами легкую быструю мелодию, оторвал руки от клавиш, взмахнул ими, словно хотел разогнать звук по комнате, заставить его отразиться от каждого угла, зазвучать ярче и полнее.
Майзнер скептически взглянул на него поверх сенсорного листка газеты. Едва Штефан уехал, его младший брат принялся, как привязанный, ходить за Фридрихом, но стоило взглянуть на него, глядел в другую сторону, словно совершенно случайно оказался с Майзнером в одной комнате. В гостиной, где Фридрих всегда по утрам пролистывал свежую прессу и отвечал на корреспондецию, как назло, стоял большой черный рояль старой модели. Классический монструозный инструмент, к которому Штефан с завидным упорством, говорящим о недюжинной братской любви, приглашал старого настройщика раз в несколько месяцев. Контора, в которой работал старый герр Шнайдер, обанкротилась бы уже лет десять назад, если бы не королевские заказы. Эрик этот рояль просто обожал. Он говорил, что современные инструменты просто не в состоянии передать всю глубину, все оттенки звука. Штефан с Эриком предпочитал не спорить, и просто приглашал настройщика, а потом слушал, как брат играет.
Впрочем, играл он совсем не плохо. Даже для Майзнера, который от музыки был катастрофически далек, было совершенно понятно - Эрик управляется с музыкой мастерски, даже, можно сказать, гениально. Однако сейчас он, кажется, больше хотел привлечь к себе внимание, чем действительно что-то сыграть.
Заметив на себе взгляд Фридриха, Эрик не стал в этот раз отворачиваться и напускать на себя независимый вид. Он посмотрел на него поверх партитуры и смущенно улыбнулся.
- Я тебе не мешаю, Фридо? - осведомился он так, будто его это и правда интересовало.
Фридрих усмехнулся. Он повел пальцем, перелистывая страницу с финансовыми сводками. Литовское княжество опять просило об очередном кредите в банке Швейцарии - Майзнеру любопытно было, до чего в итоге готовы будут дойти литовские королевские особы, чтобы спасти ситуацию в своей стране - предложат одному из банкиров своих сыновей-омежек? Впрочем, в газете об этом не писали.
- Нет, Лиззи, играй,- отозвался он.
Эрик Элизабет Лилиан это сокращение терпеть не мог. Если его так называл даже Шон, он начинал шипеть и плеваться ядом, как разбуженная змея. Но сейчас Эрик лишь склонил голову к плечу - по-птичьи как-то, но при том с видимым кокетством.
- Тебе ведь совсем не нравится, когда я играю,- напомнил Эрик и снова опустил руки. На фоне желтоватых клавиш его пальцы выглядели белоснежными и очень хрупкими. Руки у Эрика были не меньшим произведением искусства, чем те произведения, что он исполнял, и Майзнер на мгновение залюбовался их нервным едва заметным подрагиванием. Словно Эрик был готов в любой момент снова начать играть, гоняясь за нотами, связывая их в единый стройный ряд.
- Глупости, с чего ты взял? - покачал Майзнер головой. Он двинул рукой, и газетные статьи свернулись. Сенсорный экран заполнила заставка, а затем он погас. Фридрих отложил газету. Если уж Эрику вздумалось поболтать, надежды спокойно почитать можно оставить.- Штефан, конечно, лучше разбирается в музыке, но он разъяснил мне,что ты гений, и теперь я тоже придерживаюсь этого мнения.
Было видно, что Эрика эта фраза задела. Он едва заметно надулся, и пальцы его снова оторвались от клавиш - ну конечно, Фридо, видимо, не заслужил права приобщиться к его искусству. Интересно, что так на него подействовало? Имя брата или безразличие Майзнера? Хотя вообще-то Фридриху было на это наплевать. Эрика он терпел рядом с собой только ради Шона. Тот относился к брату с известной долей теплоты, хотя особо близких отношений между ними не было никогда. Фридрих знал, что Эрик был любимцем Георга Кроненберга, отца обоих принцев, и маленькому Лиззи с младенчества позволялось делать все, что угодно. За старшим же в семье, Шоном, наблюдали всегда очень тщательно. Воспитывали его сдержанным в своих желаниях, одним словом, не давали сделать ни одного самостоятельного шага. Фридрих был почти уверен - Шон перерос все детские обиды на Эрика и на отца, тем более, что он, Майзнер, его муж, старался выполнять все его прихоти - но в глубине души осадок прошлого еще оставался. Майзнер чувствовал это. Он всеми силами старался сделать своего мужа счастливым и спокойным, защитить его ото всех врагов - внутренних и внешних, но время от времени его посещало чувство, что со Штефаном что-то не так, что внутри него живет какая-то странная тягучая тоска. И именно она мешает ему стать по-настоящему счастливым. И дело было вовсе не только в Эрике и не в том, что отец любил младшего сына больше. Иногда Фридриху казалось, что дело в нем. Но когда он напрямую спрашивал у Шона, тот отвечал, что все в порядке, и он вообще не понимает, о чем это толкует Майзнер.
- Штефан не разбирается в музыке,- весомо отозвался Эрик и захлопнул крышку рояля. Медленно и плавно поднялся. Иногда Майзнеру казалось, что Эрик только за роялем становился резким и порывистым. Если музыкальная пьеса была энергичной и быстрой, Эрик следовал за ее ритмом. Но в жизни он все и всегда делал тягуче и плавно.
Фридрих пожал плечами.
- Тебе виднее,- ответил он.
Шон уехал только вчера, а он уже начал по нему скучать. Лежать одному в большой королевской кровати было непривычно. И еще то, что Шон позвонил ему в начале седьмого утра... его голос звучал так странно - так потеряно. Он, конечно, объяснил это отрицательным тестом на беременность, но Майзнер догадывался, что это неправда - детей Шон не хотел категорически, и скорей бы расстроился, если бы тест оказался положительным. В чем на самом деле была проблема, Фридрих допытываться не стал, и себе думать запретил - если Шон захочет, он расскажет. Если не захочет - так тому и быть. Но избавиться так просто от тревоги за любимого, Фридрих не мог.
Эрик очевидно не получил той реакции, которой ждал, и потому снова опустился за рояль, бережно поднял крышку.
- Хотя, чего от тебя ожидать,- сказал он скептически,- вы немцы, совсем не разбираетесь в музыке.
- Бетховен был немцем,- напомнил Фридрих.
- Не люблю Бетховена,- с вызовом бросил Эрик, хотя они оба знали, что это неправда. Он тряхнул головой размял запястья.- ну ладно, так и быть,- резюмировал Эрик так, будто делал Майзнеру огромное одолжение,- я сыграю для тебя.
Когда Эрик играл, он преображался. Капризный, истеричный юный омежка исчезал, и на его месте возникал одухотворенный ангел. Майзнеру сложно было подобрать иное, менее пафосное определение. Эрик играл так, словно хотел своей музыкой проникнуть в каждое сердце тех, кто мог ее услышать. Он всегда играл с полузакрытыми глазами, как во сне. Длинные ресницы дрожали, губы - чуть приоткрыты. Он с трудом мог отвести от Эрика взгляд в такие моменты, и сейчас даже не старался этого сделать. Сейчас, под звуки какой-то незнакомой сонаты, Фридрих почти забыл о своих тревогах, словно каждый звук нашептывал ему в ухо "Не о чем переживать. Штефан просто устал. Штефан и правда расстроился из-за теста. Штефан твой, твой, как ты всегда и мечтал - чего тебе еще?" Майзнер закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.
Музыка замерла, и Фридрих почувствовал на себе испытующий взгляд Эрика, тот явно ждал какой-то реакции, но у Майзнера просто не нашлось слов.
- Это Шопен? - спросил он наугад.
- Это Ренар,- отозвался Эрик, пряча горделивую улыбку,- Эрик Элизабет Ренар.
Майзнер медленно кивнул. Да этот юноша - просто какая-то бездна талантов, кто бы мог подумать.
- Прекрасно, Лиззи.- совершенно искренне похвалил он,- это было просто прекрасно.
Эрик буквально вспыхнул от похвалы. Улыбка его из дерзкой превратилась в по-настоящему смущенную, Майзнер и не знал, что он так умеет.
- Ты первый, кому я ее сыграл,- голос Эрика отчего-то прозвучал хрипло, и, едва произнеся это, он сорвался с места и быстро переместился к двери из гостиной,- как же я забыл,- затараторил он, уже почти скрываясь за порогом,- у меня еще столько дел. Прости, Фридо. Еще увидимся..
Дверь за ним захлопнулась также резко, как до этого - крышка рояля, и Майзер, пожав плечами, вернулся к своей газете.

И снова здравствуйте))

4. Something’s on

Something’s on

Когда утром наконец появился Себастьян, Шон завтракал, как ни в чем не бывало. Он тщательно замел все следы того, что происходило с ним сразу после пробуждения, и только сделав это, осознал, насколько это глупо. Ведь вполне можно было списать все на тоску по мужу. С Фридрихом они не расставались дольше, чем на день, с самого момента помолвки, и сейчас Шон очень даже мог скучать по нему - причем именно таким образом. Однако он вымылся так тщательно, словно старался смыть с себя возмутительно прекрасный сон, и к тому моменту, как в дверь номера постучали, Шон уже был свеж, полон сил и готов к трудному дню. О Никласе Беркхарде и о том, что им весь день предстояло провести вместе, Шон предпочитал не вспоминать. Стоило, наверно, на всякий случай вогнать себе хотя бы половину дозы блокиратора, но принц решил - все-таки он был человеком, прекрасно воспитанным и отлично выдержанным. Он вполне в состоянии взять себя в руки в случае чего.
Когда наконец явился Себастьян, Шон завтракал. В другой части номера уже убирался горничный-бета, и принц считал, что идеально замаскировал все улики. Право слово, словно он и правда изменил Фридриху! А ведь он всего-то немного приласкал себя на рассвете, но склонность все драматизировать, видимо, была у Шона в крови. Себастьян со своей неизменной огромной папкой появился в номере ровно в назначенное время. Шон приветливо кивнул ему, указал на кофе и круассаны с сыром. Сразу же захотелось спросить, когда же приступит к своим обязанностям Никлас Беркхард - вместе с Гюнтером, конечно - но вместо этого Шон поинтересовался:
- Мою речь уже прислали?
- Да, желаете посмотреть прямо сейчас? - Себастьян принялся копаться в папке, выискивая нужный файл. Вообще, конечно, уже давно изобрели более удобные и менее громоздкие файлохранилища, но Себастьян их презирал. К своей папке он питал какую-то особенную, трепетную любовь, и временами это казалось Шону подозрительным. - Вот. - Он вывел видео над столом Шона, так, чтобы принц мог прочитать подготовленную речь.
Шон несколько секунд изучал текст. Ничего нового - пустые банальности. За него даже все шутки в нужных местах прописали. Принц вздохнул. Ну все правильно - с этими суверенными государствами нужно было держать ухо востро - здесь никогда не было стабильности и порядка, здесь было неспокойно, и любое неловкое слово могло вызвать бурю. Шон прекрасно знал свои обязанности, как и шаблон этой речи. Ну а детали можно было подставить по наитию.
Куда больше его интересовал сейчас Себастьян. Отвлекшись от текста, Шон посмотрел на помощника с вежливой улыбкой.
- Ты звонил сегодня моему мужу? - спросил он напрямик, но очень, очень любезным тоном.
- Да. - не моргнув глазом ответил Себатьян, - Он попросил меня каждый день докладывать, как проходит ваш визит.
- Он одобрил мой выбор телохранителя? - Шон повел пальцами, и страница на экране перевернулась. Завершающая часть речи была не менее скучной, чем начальная. Фестиваль искусств это был или смотр войск - все всегда проходило одинаково. Даже если Никлас Беркхард и был опасным маргиналом, неспособным к службе охранником, едва ли ему представится шанс сильно облажаться. На Фестивале Искусств умереть Шон мог разве что от скуки.
- Где, кстати, Гюнтер и Беркхард? - после секундной паузы добавил Шон,- я думал, они придут вместе с тобой.
Себастьян был, в сущности, неплохим человеком. И с очень похвальным рвением подходил к своим обязанностям, именно поэтому Шон был совершенно уверен - Фридрих знает обо всех подробностях его, Шона, вчерашней вспышки.
- Одобрил, сказал что это отличный пи ар ход для Новой Голландии, - согласился Себастьян, - Я и не подумал вчера, что это действительно разумное решение. Гюнтер сразу за дверями, а Беркхард, он... ушел осматривать территорию, так он сказал. Ему что-то показалось подозрительным.
Шон нахмурился. Беркхард действительно нашел что-то подозрительное? Или принц вчера выставил перед ним себя таким придурком. что теперь находиться рядом с ним даже за деньги, для Беркхарда - тяжелый труд?
Что за нелепые мысли! Шон снова улыбнулся.
- Позови их обоих, будь добр,- попросил он,- я хочу поздороваться с ними и рассказать о наших планах. Расписание у них уже есть, но всегда важно держать связь с теми, кто на тебя работает, верно?
Шон и прежде любил иногда ходить "в народ" - общаться с обслуживающим персоналом или не слишком важными гостями на приемах. Он охотней прочих членов семьей отвечал на вопросы интервью и снимался для журналов. Здесь, в СГА, продавалось множество изданий, в которых его лицо мелькало постоянно, и Шону нравилась такая известность. Так что сейчас желание немного поболтать с охранниками не должно было показаться странным.
Странным могло бы показаться, если бы Шон решил отослать Гюнтера и поговорить с Беркхардом наедине...
- Сейчас будут! - Себастьян напечатал что-то на комм-листе в папке и опять посмотрел на Шона. Улыбнулся, долил себе в кофе сливок и взял круассан.
Шон, скрывая уныние во взоре, посмотрел на Себастьяна. Тот, разумеется, собирался тоже присутствовать на разговоре, неторопливо завтракая. Не то чтобы Дега сильно не нравился Шону. Советник был нервным, излишне исполнительным и совершенно бесполезным типом, но за те годы, что он работал на его семью, принц успел с ним примириться. Лучше всегда иметь поблизости человека, на которого можно скинуть часть своих обязанностей, но сегодня Себастьян вел себя как-то уж слишком раздражающе. Но если выгнать его, он точно истолкует это превратно. Шон вздохнул.
- Себастьян, мне понадобится еще кое-какая помощь,- заговорил он,- как позавтракаешь, сходи, пожалуйста, к начальнику группы охраны, распорядись, чтобы они дважды осмотрели периметр. А еще убедись, пожалуйста, что мне подадут белую машину, а не черную. И еще уточни насчет обеда - передай в ресторан, который отвечает за банкет, что у меня нет настроения сегодня есть морепродукты, чтобы ни одной креветочки не было на столах, ясно? - он глотнул кофе,размышляя, не перегнул ли с золушкиными заданиями, но для верности решил добавить еще одно,- и мой костюм. Я знаю, мы выбрали его еще месяц назад, но мне не нравится булавка к галстуку. Поищи, пожалуйста, новую. Я полностью доверяю твоему вкусу. И поторопись, а я пока тут сам управлюсь.
Себатьян кивнул и стал есть быстрее. К моменту, когда пришли Гюнтер и Беркхард, он так расстарался, что запихнул половину круасана в рот, и старался побыстрее прожевать.
Шон на Себастьяна больше не смотрел. Самый верный способ занять внимание желтокенора - это заставить его думать. что выполняемая им обязанность - самая важная в мире. Даже если она заключается в такой глупости, как выбрать булавку для галстука и поменять цвет машины.
Оба телохранителя возникли перед ними, и Гюнтер - гримм, служивший личным телохранителем Фридриха уже несколько лет - принялся рассказывать Шону на немецком о том, через какие эвакуационные выходы можно будет спуститься в убежище, в случае чего, а еще какой код отвечает за какие нештатные ситуации. Кивая в нужных местах, Шон перевел взгляд на Беркхарда. Тот сперва едва заметно ухмылялся, но теперь посерьезнел и, кажется, о чем-то задумался.
- Спасибо, Гюнтер,- остановил поток немецких слов Шон,- ты проделал хорошую работу. Подожди, пожалуйста, за дверью - я хочу дать мистеру Беркхарду кое-какие распоряжения. Он ведь еще не работал со мной, понимаешь?
Шон специально говорил по-английски. чтобы Никлас не чувствовал себя неуютно, решив, что от него что-то скрывают.
Это был рискованный ход - можно же было дождаться хотя бы, пока Себастьян выйдет из комнаты, но то, как он, хоть и ускоренно, но совершенно бесконечно поглощает круассаны, начало не на шутку злить Шона. И сейчас в его сторону, когда желтокенор следом за Гюнтером покидал номер, принц даже не взглянул.
Он повернулся к Беркхарду. Тот все еще выглядел настороженным и напряженным. Шон с трудом отогнал от себя образ того, как поднимается с дивана, подходит к гримму сзади, опускает руки ему на плечи и, начав мягко массировать их, шепчет в ухо какой-нибудь нежный вздор, лишь бы разгладить складочку между бровей, лишь бы заставить мельком улыбнуться.
- Позавтракайте со мной? - Шон, конечно, понимал, что во-первых шел по исхоженной вчера тропе, а во-вторых Беркхард наверняка уже позавтракал, да и не кофе пить он сюда пришел. Но этого требовала вежливость - есть даже на глазах у подчиненных было совершенно неприлично. А во-вторых, Шону и правда хотелось этой простой, но изящной неформальности. Чтобы Никлас перестал стоять перед ним, как ученик, отвечающий урок, которого толком не знает,- печений сегодня нет, но круассаны тоже вкусные,- он улыбнулся, не уверенный, смешной, просто даже уместной ли вышла шутка.
Никлас явно смутился.
- Вы простите, что я так невежливо вчера на него смотрел. Просто правда не поели, а оно выглядело офигенно... аппетитно.
Он сел на предложенный стул и поправил кобуру. Шон едва не предложил ему снять куртку - завтракать в ней было совершенно неудобно. Сам он сейчас предстал перед публикой, конечно, в довольно официальном, но совершенно неформальном виде - рубашка, простые брюки, ничего лишнего. По утрам Шон обычно вообще предпочитал носить на себе как можно меньше одежды. Дома, в Вене, у него была целая коллекция халатов, которые он надевал прямо на голое тело, заставляя Майзнера мечтать о том, что находится под тканью. Но не выходить же и сегодня в халате? Никласу же сейчас было, должно быть, очень неудобно в своей форме с кивларом. Под этим предлогом вполне можно было заставить его снять хотя бы куртку. Под ней, скорей всего, была форменная футболка, сквозь которую можно было бы рассмотреть линию плеч, очертания груди...
Шон моргнул и поспешил вежливо улыбнуться. Беркхард тем временем сказал что-то про смокинг, Шон уловил только последнюю фразу:
- Короче у меня нету смокинга, мистер Кроненберг.
"Мистер Кроненберг" звучало как-то очень по-новоголландски, но от того не менее глупо.
- За что вы извиняетесь? То печенье правда было вкусным,- он сам налил Никласу кофе и протянул чашечку,- смокинг вам непременно подберут, я распоряжусь, только скажите потом Себастьяну ваш размер. А еще...- он знал, что сейчас собирается перейти черту, от которой можно было ступить в двух направлениях - напомнить Беркхарду, что перед ним все-таки принц, и велеть называть себя "Ваше Высочество", или...
- Моя фамилия Ренар,- сказал Шон просто,- а Кроненберг - это родовое имя. Я им пользуюсь только на официальных приемах, а наш с вами прием не то чтобы очень официальный. Угощайтесь,- подбодрил он Никласа, кивнув на еду.
Беркхард взял круассан, но как-то неохотно, словно делал Шону тем большое одолжение.
- Ладно, мистер Ренар,- ответил он,- спасибо за смокинг.
Разговор как-то не клеился. Шон снова молча отпил из чашечки, стараясь растянуть момент контакта - но кофе не мог совсем уж не кончаться.
Он поднял глаза на Беркхарда, и неожиданно заметил, что взгляд его изменился. Тот теперь смотрел на Шона в упор, почти не моргая, как хищник смотрит на добычу - еще секунда, и кинется. Шон открыл было рот, чтобы спросить, в чем дело, но Никлас, не сводя с него гипнотизирующих голубых глаз, отставил чашку с кофе. Делая это, он пригнулся, как припадают к земле звери. Еще мгновение, и гримм рывком перевернул разделявший их кофейный столик. Черный кофе разлился по белоснежному ковру, во все стороны разлетелись масло, круассаны и столовое серебро. Шон отмечал все это краем глаза, не сводя взгляда с Беркхарда. Его движение было мгновенным, но для Шона оно выглядело, как в замедленной съемке, он видел, как двигается каждый его мускул, каждая складка ткани. И в тот момент, когда Беркхард завалил его на диван, принц даже успел подумать, что, должно быть, все-таки потек и спровоцировал альфу. Нужно было сделать укол...
Нет! Нет, не нужно было. Тело с восторгом ответило на неожиданную грубость, и когда Никлас рывком перевернул Шона на живот, он выгнул спину, подставляясь, почти инстинктивно. Именно так омега реагирует на желанную агрессию. Теперь Шон молился только о том, чтобы они были в слепой зоне камер наблюдения, и в самый неожиданный момент не вошел Себастьян или Гюнтер.
Шон услышал, как голос гримм, только что холодно произносивший это бездушное "Ладно, мистер Ренар", шепчет ему хрипло и страстно "мокрая развратная сучка".
Когда Никлас сорвал с него рубашку и впился зубами в плечо, совсем рядом с шеей, Шону пришлось прикусить руку, чтобы не застонать в голос. Руки Беркхарда были именно такими, какими он помнил их из сна - сильными, горячими и очень умелыми. Он справился с его брюками за считанные мгновения. Спустил их рывком вместе с бельем, обнажая попку. Шон едва успел с шумом втянуть в себя воздух, как твердый член альфы ворвался в него, как и во сне - одним резким толчком. Принц все-таки застонал, едва слышно, топя звук в диванной подушке, но ощущение заполненности было так прекрасно, так непередаваемо правильно, что он с трудом мог дышать. Все мысли, все ощущения отошли на задний план. В мире не существовало больше ни Фестиваля искусств, ни Себастьяна, ни Фридриха, все исчезло в это короткое мгновение между тем, как Никлас Беркхард овладел им, и тем, как он начал стремительно двигаться, долбить Шона так, как не делал никто и никогда. Всего секунда замешательства, и Шон, двинувшись навстречу этому ритму, начал подмахивать, умело и точно.
- Мой развратный омежка,- хрипло выдохнул Беркхард ему в ухо,- мой течный грязный малыш.
Шону хотелось кричать в голос "Да! Да! Сильнее!"
Сквозь алое марево возбуждения до него доносились какие-то обрывки фраз, словно где-то в соседней комнате работал приемник.
- ...приехало омег...- пауза, помехи. Член Беркхарда почти полностью покинул его тело, но лишь затем, чтобы рывком ворваться обратно,- ...зыку там, картины, я имею в виду...
Шон вздрогнул, словно очнулся. Никлас Беркхард сидел перед ним рядом с совершенно целым кофейным столиком и цедил свой кофе, рассуждая о чем-то. Кажется, принц только что полностью выпал из реальности. Наваждение, сущее наваждение. Такого прежде с ним никогда не случалось. Боги, как неловко вышло... Он не только чуть не начал течь прямо при своем новом охраннике, фантазируя о нем, он еще и не расслышал его последнюю фразу. Это уж точно не вписывалось ни в какие кодексы хороших манер. А казаться сволочью. которой совершенно не интересно слушать то, что несет всякая чернь, Шону совершенно не хотелось. Поэтому он принял самое демократичное решение из возможных.
- Простите, мистер Беркхард, я сегодня такой рассеянный,- он улыбнулся немного смущенно,- я не расслышал, что вы сказали?
- Я сказал, что много омег здесь. Видел даже Российского омега царя Анастасия, - повторил Ник. Его лицо было самым обычным - ни следа возбуждения. Если Шон даже и начал пахнуть как-то по-особенному, гримм наверняка сделал блокирующий укол. Это техника безопасности, стандартная процедура. Шон поспешил собраться и вникнуть в суть того, что он сказал.
Царя Анастасия, родного брата-омегу Фридриха, Шон терпеть не мог. Тот был моложе его почти на десять лет, и уже обзавелся потомством. Вдовствующий король Гудрун постоянно поминал его имя в неудобных разговорах о продолжении рода Майзнеров-Кроненбергов. С чего сейчас Беркхарду вздумалось поговорить о нем? Впрочем, справиться с собой это помогло. Шон нахмурился.
- Почему же "даже"? - спросил он сдержанно,- Нэнси ездит на все приемы, которые проводятся в мире, лишь бы не видеться со своим медвежьим царем,- вышло слишком раздраженно и совершенно не вежливо. Кроме того, Шон внезапно даже для самого себя повел себя как заправский сплетник, а это в обществе охранника, которого он позвал позавтракать с ним, тоже вопреки протоколу, было совершенно недопустимо. Но извиняться еще и за это было бы еще хуже,- Себастьян сказал, вы осматривали гостиницу сегодня утром? - решил сменить тему Шон,- зачем? Вас что-то тревожит?
Ник посмотрел на него - самую малость удивленно, а потом хохотнул:
- Искал за кадками, не прокрался ли сюда медвежий царь, - он постарался сдержать смех, но не вышло и он засмеялся в голос. Было видно, что он пытается справиться с собой, но ничего у него не выходит, - Не прячется ли... - простонал он, - за кадкой!
Смеялся Беркхард заразительно до невозможности. Шон сперва лишь сдержанно улыбнулся, потом ухмыльнулся, но когда Никлас в третий раз, давясь смехом, повторил "притаился... за кадкой", принц тоже не выдержал.
Он не помнил, когда смеялся так легко и искренне в последний раз. В приличном обществе смеяться вообще было не принято, а если уж избежать этого было нельзя, то полагалось прикрывать рот ладонью и издавать как можно меньше звуков. Шон же сейчас смеялся почти также громко, как Беркхард, и чувствовал, что никак не может остановиться.
Наконец фонтан смеха иссяк.
- Простите, мистер Ренар. - выговорил Беркхард, утирая глаза рукой,- Просто вы так про этого Анастасия сказали... - он опять засмеялся, но теперь уже смог себя остановить, - Смешно вышло...
Шон тоже успокоился, хоть и с трудом.
- Это вы меня простите,- сказал он,- я высказался очень неуважительно о бедняге Нэнси. Но он и правда каждого праздника главный заводила. Сегодня - я уверен - будет на приеме развлекаться в лучших традициях развязной светской жизни,- он выдохнул и снова пристально посмотрел на Никласа,- и все же. Вас что-то обеспокоило? Вы так толком и не ответили.
- Да он с ребенком малым, какая тут развязная жизнь, - пробурчал Никлас. Видимо, Нэнси притащил на конференцию одного из своих отпрысков - догадался Шон. Скорее всего, младшего и единственного альфу в выводке - царевича Дмитрия. Бедный малыш был любимой игрушкой Анастасия, кроме того - наследником, и вынужден был ездить на все мало-мальски важные мероприятия.
- Я не обеспокоен. Я просто делаю свою работу, - продолжал, меж тем, Никлас, - Мне платят за то, чтобы я всегда был начеку.
Но Шона пока не отпускал образ юного царевича. Его фотографии и видео отчеты о каждом этапе его жизни Гудрун демонстрировал Шону при каждом удобном случае, повторяя что-нибудь вроде "правда, прекрасно, милый Штефан. Жаль, что нам нечего прислать им в ответ..."
- Думаете, он сам воспитывает этого ребенка? - снова не сдержавшись, фыркнул Шон,- у него нянек больше, чем у меня охранников, а мой муж очень одержим моей безопасностью, знаете ли.
Упоминание Фридриха немного отрезвило Шона, словно, сказав про него, он вдруг увидел себя самого со стороны. Тоже мне, демократичный правитель. Болтает с охранником, про которого накануне увидел эротический сон, предлагает ему круассаны с кофе, фантазирует о нем и сплетничает о тех, кто ему не нравится. Вот, наверно, после работы Никлас Беркхард посмеется над ним! С наслаждением, со смаком расскажет, какой принц Штефан на самом деле стервец и сплетник. Расскажет коллегам.. .или своему омеге...
От этой мысли отчего-то стало обидно. Шон поспешил нацепить на лицо непроницаемую маску спокойствия.
- Это хорошо. Ваша работа - залог моего спокойствия,- проговорил он официально,- смокинг вам дадут, будьте готовы к полудню - прием начинается в час, но нам придется еще пройти пресс-конференцию.
- Ладно. - Никлас поднялся со стула.- До встречи.
Шону стало неловко от того, как резко он поменял тон. Должно быть, со стороны это и вправду выглядело странно. Все же хорошо, что Гриммы не умеют читать мыслей, как о них раньше говорили, но Шон себя вел сейчас и правда очень непоследовательно и даже грубо. Он поднялся с дивана извиняющимся взглядом посмотрел на Никласа.
- Простите мне мою резкость,- сказал он примирительно, и тут же добавил, чтобы расставить все точки над и, убедить в этом и себя, и Беркхарда,- я никогда прежде не расставался так надолго с моим мужем. Разлука на меня странно действует.
Беркхард сдержанно кивнул и, развернувшись, вышел из номера. Шон медленно опустился обратно на диван. Хотелось немедленно принять душ. Или для успокоения совести позвонить Фридриху и заняться с ним сексом по телефону. Они раньше никогда так не делали, но вряд ли муж будет против. Если, конечно, он не на официальном приеме с кем-то из послов. В Вене сейчас около пяти часов вечера - самое время для деловых обедов и интервью. Шон откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Он почти видел перед собой Фридриха. Вот он стоит перед зеркалом, завязывая галстук. Шон видит его лицо в отражении - Фридрих хмурится. Узлы на галстуках никогда ему не давались.
- Тебе помочь, милый? - мягко произносит Шон, чувствуя, что совершенно не хочет вставать и подходить к мужу. Ему достаточно смотреть с расстояния. Внимательно, подмечая каждый жест, каждое изменение в выражении лица. Но не касаться. Пока - нет.
- Когда омега завязывает альфе галстук, это действие куда более интимное, чем когда он с него этот галстук снимает,- отвечает Фридрих, не поворачиваясь,- ты уверен, что хочешь ступить на эту зыбкую почву?
Шон сдержанно смеется. Не так, как с Никласом Беркхардом - негромко, прикрыв рот ладонью, и видит в отражении снисходительную улыбку Майзнера.
Шон открыл глаза и посмотрел на лежавший на столике рядом с диваном телефон. Может, все-таки позвонить? Он протянул руку и взял телефон в руку, покрутил его, снова глянул на часы. Начало двенадцатого. В Вене - начало шестого. Там, за длинным столом в очередном конференц-зале Фридрих наверняка сейчас сидит, по привычке крутя в руках серебряный стиллус, не сводя внимательный взор с собравшихся. Интересно, думает ли он о нем, Шоне. Наверняка, ведь для него эта разлука тоже в новинку, а он всегда был тем, кто в их паре отдавал больше, чем получал.
Нужно позвонить, Фридрих будет рад. Шон почти слышал тепло в его голосе, улыбку в его тоне, когда он произнесет "У меня все в порядке, а как ты, любовь моя?"
Телефон в его руках зазвонил, и Шон вздрогнул от неожиданности. Себастьян. Принц вздохнул. Глупости, ну какие же глупости лезут ему в голову... Всего сутки вдали от мужа, и уже сам не свой. Шон нажал кнопку приема вызова. Нужно взять себя в руки.
- Ваше Высочество, машина готова,- заговорил Себастьян,- я распорядился насчет морепродуктов и поговорил с Гриффином, начальником охранной группы. У вас все в порядке?
Шон окинул взглядом пустой номер.
- Да

запись создана: 25.11.2013 в 20:36

@темы: Grimm

---

Теории заговора и прочие веселые утренние приключения.

1. На фоне всего, начинаю верить в теорию заговора насчет зимнего времени. Мой старый больной организм просто не приспособлен к его отсутствию. И волей-неволей приходишь к выводу - зимнее время отменили, чтобы сделать людей усталыми, злобными и тупыми, потому что ни выспаться невозможно, ни сосредоточиться толком, ни руки-ноги поднять.

2. Менее глобально, сегодня все утро (в очередной раз) потратила на поиски своих часов. Мои прекрасные, мои любимые часы, которые мне друг подарил на день рождения, пропали бесследно. Я помню, когда видела их в последний раз и где, а после этого (даже при том, что родители, в пылу перестановки мебели в моей квартире, передвинули все и тоже их не нашли!) я их больше не видела. Страдаю без них каждый день, и опять же волей-неволей начинаю параноидально думать, а не спер ли их тот, кто в тот день был у меня в гостях?

3. Смотрю на некоторых людей и их интеллектуальные потуги (неважно, в чем - в жизни, фандоме или еще в чем-то), и хочется либо сочувствуенно похлопать их по плечу и спросить "Как ж тебе живется-то, убожество ты тупенькое? Тяжело, наверно?", либо совершить над ними акт милосердия и пристрелить их нахуй.

Но несмотря на все это великолепие, есть факторы в жизни, которые неизменно придают ей смысл, за что им спасибо)

@темы: Про пидарасов и людей, потому что вы все идиоты (с)

---

---

И о погоде.

Нытье

У меня есть ровно 20 минут, чтобы собраться и поехать работать, но я ощущаю, что просто не-мо-гу это сделать. У меня такая слабость и так хочется спать, что я даже сидеть прямо не могу. Не знаю уж, в чем там дело - в отсутствии глюкозы, в погоде, в снотворном, которое мы каждый день пьем, или в том. что я малодушная ленивая тряпка, но мне давно не было так плохо.
Жадность, конечно, пока побеждает, но я опасаюсь, сумею ли я доехать до своих учеников сегодня.

Апд. Работа, как обычно, действует воодушевляюще. Или деньги, не знаю)

запись создана: 20.11.2013 в 14:41

@темы: boys don't cry

---

Доброе Утро, блин

ТАК плохо по утрам мне не было, даже когда я вставала в 5 утра на завод. Поеду делать вид, что я преподаватель...

---

Ванс апон э тайм 3 - 08

СПОЙЛЕРЫ!!!!

Блин, я так и знала, что Пэн их родственник, блин!)) Клан Сопрано, тоже мне))