Начало
События развиваются все быстрей.
День 12. Ode an die FreudeНа секунду Шон застыл, сжимая руку Ника в своей - звучащая вокруг музыка замерла вместе с ними. Остановился поток огней автострады за окном. Стихло мягкое шуршание кондиционера. Кажется, даже сердце Шона остановилось.
И в следующую секунду Ник поцеловал его. Грубо и напористо - толкнул в стену, прижал, впился в губы так, словно боялся, что находится во сне, и Шон вот-вот исчезнет. Шон в первый миг так растерялся, что не смог даже ответить на поцелуй - и лишь когда Ник языком разомкнул его губы, немного опомнился.
Казалось, прошло несколько часов, пока длился этот поцелуй - Шон мысленно молился, чтобы время действительно замерло, и это восхитительный миг никогда не прекращался. На губах Ника остался горький привкус виски. От него пахло странной, волнующей смесью из запахов мыла, мускуса и чего-то металлического, незнакомого, но все вместе составляло невероятно родной ансамбль. Шон понял, что не чувствует сейчас банального сексуального возбуждения - его переживания были выше и глубже этого. Да, они с Ником неоднократно удовлетворяли друг-друга, но если бы встал выбор, Шон предпочел бы поцелуи - такие как сейчас - всем ласкам и минетам, во время которых он мог лишь смотреть на его губы, но никогда не прикасаться к ним своими.
Еще пара мгновений, невыносимо длинных, и Ник отстранился. Отступил на шаг и уставился на Шона так, словно не узнал его.
- Кажется, я перебрал... - выпалил он, - Мне бы на воздух... Я тебя у машины подожду...
Дверь за ним захлопнулась, и Шон, сумевший лишь проводить его взглядом, наконец отошел от стены.
Губы саднило - поцелуй был таким яростным, таким настоящим. Ренар осторожно коснулся их кончиками пальцев - казалось, он мог все еще ощущать привкус Ника.
Конечно, приглашая его к себе и включая музыку, Шон предполагал, что что-нибудь произойдет. Расчет был не только на секс - в конце-концов, Ник не был глупой барышней, покупающейся на дорогой виски и пару танцевальных па. Но Шону и не обязательно было делать Беркхарду очередной минет, чтобы приблизиться к нему - он хотел к нему прикоснуться, и рука, сжатая в руке, была жестом куда более интимным, чем губы на члене.
Но такого Шон уж точно не ожидал.
Ник поцеловал его - и мир не перевернулся. Стрелка часов снова двинулась по циферблату, огни за окном потекли неудержимой рекой, а сердце Ренара продолжало биться. Как ни странно.
Но Шон понимал, что теперь все никак не могло остаться прежним. Он не мог сказать наверняка, какое значение сам Ник вкладывал в поцелуи - и не сыграли ли действительно с ним дурную шутку алкоголь после напряженного дня и на пустой желудок. Но факт оставался фактом - поцелуй был той границей, за которую Беркхард прежде зайти не решался. Никаких поцелуев - таковы были их правила.
До сего момента.
Шон достаточно хорошо знал Ника, чтобы понимать - вызывать его на разговор прямо сейчас, было бы фатальной ошибкой. Ник - упрямый, самостоятельный и независимый, как тысяча котов, - должен был принимать все решения самостоятельно, без прямых подсказок и давления. Он должен был всегда приходить к какой-то мысли сам, иначе не мог считать ее своей. У него вообще очень развито было чувство "своего" и "чужого" - именно поэтому он не принимал от Шона дорогих подарков, именно поэтому жили они в его доме, а не в пентхаусе. Именно поэтому к идее, что он любит Шона, и поцеловал его именно поэтому, Ник должен был дойти сам.
Но и делать вид, что ничего не произошло, было как-то глупо. Шону хотелось бы обладать даром предвидения. Или хотя бы возможностью проиграть сразу несколько сценариев. Он осознавал, что любой неверный шаг сейчас может стать последним, и проклинал себя за то, что, когда дело касалось Ника, моментально терял всю свою хваленную мудрость, проницательность и изворотливость.
Заставлять Ника ждать дольше было совсем уж неприлично, и Шон, быстро осушив остатки виски в своем стакане, направился из квартиры к лифту. Дождался, пока закроются зеркальные створки, и посмотрел на свое отражение.
Черты лица подернулись рябью, словно на миг потеряли четкость, потом начали неумолимо меняться. Шон чувствовал, что приступ подавить будет сложно - он был слишком взволнован. Зеркало бездушно отражало уродливые черты хексенбист.
Шон вдохнул полной грудью, медленно выдохнул.
За мгновение до того, как лифт открылся, он снова был собой. Поправил галстук, накинул пальто.
Ник ждал его у машины, пряча руки глубоко в карманы куртки. Ветер с реки дул пронизывающий и холодный, и Шону стало стыдно, что он заставил ждать себя так долго.
- Сел бы в машину,- сказал он,- замерзнешь.
- Ничего,- тряхнул головой Ник и открыл дверцу. Шон сел рядом, пристегнулся и глянул на Ника через зеркало заднего вида. Беркхард замешкался со своим ремнем и попытался завести двигатель. Машина издала какой-то жалкий звук и смолкла.
- Замерзла,- досадливо откомментировал Ник и попытался еще раз. С тем же, впрочем, результатом.
- Проклятая развалюха,- он стукнул ладонью по рулю.
Шон сидел неподвижно, не зная, что ему делать - посочувствовать? Попытаться успокоить Ника? Или продолжать отмалчиваться?
Ник снова повернул ключ, но тойота хранила молчание, как самурай на допросе.
- Давно пора ее выкинуть к чертовой матери,- Ник нервно сжал пальцами руль. Кажется, это все могло стать последней каплей.
Ренар осторожно протянул руку и накрыл ладонью ладонь Ника на руле, мягко погладил ее. Тут же убрал и отодвинулся.
Но злоба Ника, кажется, моментально схлынула. Он, не взглянув на Шона, снова повернул ключ, и на этот раз машина завелась.
- Ты и машины заговаривать умеешь, не только танцевать,- заметил Ник - слишком напряженно, чтобы фраза вышла по-настоящему шутливой.
- Я и не такое умею,- ответил Шон.
Ник промолчал. Он тронулся с места и выехал на среднюю полосу, не сводя взгляд с дороги.
Шон смотрел в окно, стараясь изгнать из головы все мысли - в частности ту, что свербила особенно настойчиво - неужели теперь между ним и Ником долгое время будет возведена эта стена неловкого молчания?
- Может, музыку включишь? - спросил Шон, и тут же понял, что ступил на минное поле.
Но Ник пожал плечом, не повернувшись к нему.
- Здесь только радио, а там - одна муть,- сообщил он,- но если хочешь - включай.
- Обойдусь,- выговори Шон.
Они молчали еще некоторое время. Шон видел по лицу Ника, что тот занят очень тяжелыми мыслями - и Ренар отдал бы правую руку за возможность прочитать их. Он снова почувствовал, как начинает дергать неприятной болью скулы и челюсть - вот-вот, снова нахлынет изменение. Ник покосился на него.
- Тебе плохо? - спросил он - с искренним сочувствием, хоть и довольно меланхоличным тоном.
Шон покачал головой.
- Нет, мне хорошо,- и это была правда. Да, он нервничал - да, ситуация была непонятной и тянуще неразрешенной, но Ник поцеловал его. И лишь вспоминая этот момент, Шон начинал чувствовать его запах, чувствовать жар тела, прижимающего его к стене. Даже если его жизнь закончится сегодня, ради тех секунд стоило ее прожить.
Приступ отступил, Шон посмотрел на свое отражение в стекле машины.
Остаток пути они проделали в молчании. Дома на первом этаже ярко горел свет. Ник мрачно вздохнул.
- Опять какой-нибудь бобер с геморроем,- проговорил он.
- Главное, чтобы не свинорыл с подагрой.- добавил Шон,- если нормальные вессены считают подарками ананасы и пироги, то этот - только целебную грязь.
- А она воняет, как...- Ник закатил глаза, и они оба рассмеялись.
Шон поймал его взгляд, и в груди у него разлилось тепло. Взгляд Ника был светлым и балансировал на грани нежности.
Повинуясь необоримому порыву, Шон потянулся к нему и мягко коснулся губами его губ, уже не боясь, что Ник его оттолкнет или возмутится. Это был даже не поцелуй в полном смысле этого слова - мимолетное касание, короткий обмен дыханием. Ник не отстранился, но отвернулся. Шон заметил, как он облизал губы, прежде, чем быстро выйти из машины. Ренар понял, что перестарался.
Он вышел следом и последовал за Ником в дом.
В гостиной Джульетта штопала рану на руке какого-то мальчишки - тот держал в свободной руке огромную игрушечную пожарную машину, и в моменты, когда игла входила в его кожу, морщился, и черты лица его становились очевидно звериными. Маленький потрошитель - в капкан что ли угодил?
Джульетта улыбнулась, на миг оторвавшись от работы.
- Привет, мальчики,- проговорила она,- вот, полюбуйтесь, мистер Дерек Хэйл опять подрался. Ну разве так можно, Дерек?
Мальчишка глянул на Ника, и, видимо, его авторитет на маленького потрошителя подействовал безотказно. Тот послушно кивнул. Но Ник покачал головой.
- Он же мальчишка, Джулс,- заявил он,- знал бы ты, Дерек, как часто я в детстве получал от ребят постарше.
Дерек неуверенно улыбнулся. Шон, чувствуя себя лишним в этой пасторальной сцене, поспешил удалиться на кухню, стараясь, однако, чтобы уход его не выглядел слишком демонстративно. Джульетта все же проводила его неуверенным взглядом.
Шон открыл холодильник и снова закрыл его. Сел за кухонный стол, сжал голову руками и застыл. Он и понятия не имел, что можно одновременно ощущать сразу два противоположных чувства - тревогу и страх все разрушить вместе с не укладывающимся в голове счастьем. Ник не только желал, заботился и волновался - он, кажется, тоже любил его. По крайней мере, начинал это делать.
На кухню вышла Джульетта - села рядом с Шоном, погладила его по руке.
- Что с тобой? - спросила она негромко и нежно. Шон поднял на нее усталые глаза.
Неожиданно его захлестнула волна стыда - видимо, доза любви за сегодня сделала его благостным и человечным. Бедная девочка. Она и понятия не имела, в какой поток ступила, для нее это пока черный, как патока, канал Венеции - романтичный и европейский, как она любит. Шон погладил ее по щеке.
- Ничего,- ответил он, - просто голова болит.
- У меня есть ибупрофен,- сообщила Джульетта,- или могу сделать укол...
- Не нужно,- Шон провел пальцами по ее волосам. Джульетта чуть опустила веки, как довольная кошка,- я просто лягу спать. Все будет хорошо.
- Конечно,- улыбнулась она - поверила,- Ник поехал в магазин - разбудить тебя к ужину?
- Нет,- покачал головой Шон, стоя уже в дверях,- Джульетта,- проговорил он, чуть помедлив,- я давно хотел сказать тебе - то, как ты оправляешь волосы - это такая очаровательная привычка. Очень тебе идет.
Джульетта немного удивленно улыбнулась.
- Спасибо, любимый,- ответила она, проведя руками по волосам. - Иди, отдыхай.
Шон кивнул и улыбнулся сам себе - свою норму добрых дел на сегодня он выполнил, и непрошеная благость, кажется, отступила.
Долгожданное продолжение. Женоненавистничество присутствует)
День 13. О пользе знания иностранных языковКогда Ник пришел к нему с просьбой отправить его в Сакраменто, больше всего на свете Шону хотелось сказать "Нет", тем более, что он имел на это и право, и возможность. В Сакраменто можно было отправить Хэнка - более опытного, потратившего на то дело куда больше сил в свое время. Но Ренар прекрасно понимал - Ник сейчас подошел к своему Рубикону, и мешать ему его перейти, Шон был не в праве. А Ник был слишком гордым, чтобы просто попросить отпуск и скрыться на пару дней.
Это все было так логично и так просто. Нику нужно было подумать - Шон ведь именно этого и добивался. Посеять в его сознании семена сомнения, заставить думать о себе. Но когда это действительно произошло, Ренар чувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
Хотя, был ли он у него когда-нибудь в руках, этот контроль? Он всегда управлял собственной жизнью, собственными мыслями и поступками, даже собственной двоякой сущностью. Но все это заканчивалось, когда речь заходила о Нике. Он был сперва наваждением, с которым Шон не мог справиться. Потом навязчивой идеей, с которой он перестал бороться. И вот теперь он стал смыслом жизни, без которого никакой жизни не будет.
И сейчас этот смысл уезжал в Сакраменто, и Шон не был столь наивен, чтобы не понимать, что там решится его судьба, как бы пафосно это ни звучало.
В тот вечер домой он вернулся рано - Ник уехал еще днем, толком не попрощавшись, и Шон отчаянно боролся с желанием позвонить ему с банальным вопросом "Как добрался?" Понимал, что это все только испортит, хотел отключить телефон, чтобы избежать соблазна, но понимал, что не может этого сделать из-за служебных обстоятельств. Это было невыносимо. Шон чувствовал себя подсудимым - присяжные вот-вот готовы были вынести ему смертный приговор. Или помиловать.
Джульетта встретила его с обычной улыбкой - она тоже закончила сегодня рано, и теперь занималась тем, что разбирала купленные рождественские украшения. Совсем недавно - но в то же время, кажется, еще до новой эры - Шон забраковал все пошлые украшения, что хранились в доме Ника и Джульетты. Цветные фонарики, снеговички, обсыпанные блестками, и особенно отвратительные блестящие олени - все отправилось на свалку. Семья Шона никогда особо не праздновала Рождество. Для Феррат христианство было лишь механизмом управления людьми и их сознанием. Рождество - лишь поводом показаться в ложе в Венской опере и помахать ручкой, посетить пару приемов в министерствах и посольствах, укрепить полезные связи нужными подарками. Перебравшись в Америку, Шон не стал менять своего отношения к этому празднику - он жил один большую часть жизни, и для него сочельник был ничуть не лучше любой другой ночи. Он мог провести ее в одиночестве, уничтожая запасы виски. Мог пригласить девушку или юношу - или обоих сразу. А мог просто лечь спать в обычное время - чуть раньше полуночи.
Это же Рождество было для него едва ли не первым настоящим. И вот чем оно оборачивалось. Впрочем, оставалась еще надежда на рождественское чудо - Ник мог решить в его пользу, и тогда...
Шон боялся об этом думать, чтобы не спугнуть удачу.
Джульетта разматывала провод длинной золотой гирлянды.
- В этом году наш дом красивый, как никогда! - она встала с пола, подошла к Шону, нежно поцеловала его,- все благодаря тебе.
- Ерунда,- отмахнулся Шон,- неважно, как украшен дом, и какого размера елка стоит в гостиной. Главное, чтобы в доме все были счастливы - а счастье не измеряется количеством украшений.
Он боялся, что слова его прозвучат горько, но Джульетта, кажется, этого не заметила. Напротив даже - ее глаза заблестели так, словно она вот-вот заплачет. Губы ее дрогнули.
- Ах, Шон...- прошептала она, провела рукой по его волосам, прикрыла глаза и вздохнула,- ты такой... удивительный. Я очень тебя люблю.
Шон знал, что она ждет от него какого-то ответа - но молчал.
- Может, поставим елку? - не дождавшись, спросила Джульетта.
Шон оглядел гостиную. Ник уехал полдня назад, но у него уже было ощущение, что прошел месяц. Здесь, в этом доме, Ник был повсюду. Шон отчетливо видел, как он сидит на диване. Или, рассуждая о чем-то, расхаживает по гостиной. Или, нахмурив лоб, что-то читает. Казалось, еще мгновение, и Ник появится на пороге кухни с бутылочкой пива.
Шон отогнал от себя эти мысли.
- Нет,- твердо сказал он,- мы не будем ставить елку без Ника.
- Да, ты прав...- Джульетта явно смутилась,- может, позвонить ему - я так и не узнала, хорошо ли он добрался.
Идея была соблазнительная - ведь это не он позвонить Нику, а Джульетта. Но с другой стороны, что если Ник только и ждет ее звонка - и он решит ситуацию в ее пользу.
- Честно говоря, я вообще не хочу сегодня ночевать здесь,- решительно заявил Шон. Джульетта подняла брови.
- А где же ты будешь ночевать? - спросила она тревожно, враз забыв о своей идее.
- Не я,- улыбнулся Шон,- мы. Одевайся, поехали.
***
До этого дня Шон никогда не приводил Джульетту к себе домой. Он считал это моветоном, сам не зная почему. В свою квартиру он обычно приглашал девушек на одну ночь, тех, с кем можно будет распрощаться на утро, а потом использовать в своих интересах. При всем прочем, к Джульетте это не относилось. Несмотря ни на что, Шон уважал ее достаточно, чтобы не видеть в ней только сексуальный объект. Но сегодня в ход пошли крайние меры.
Он открыл дверь и впустил Джульетту. Та вошла медленно, как в музей - Шону даже стало немного смешно. Он щелкнул выключателем и прикрыл дверь.
Джульетта огляделась по сторонам, неуверенно прошла глубже в квартиру.
- Ты жил _здесь_?- спросила она, обернувшись к нему.
Шон пожал плечами.
- Предвосхищая твой вопрос - скажу сразу. Переехать отсюда меня заставила настоящая любовь. Она вообще творит чудеса, знаешь ли.
Джульетта сделала несколько шагов к нему, обняла за шею и впилась в губы поцелуем - явно восприняла высказывание на свой счет. Шон не возражал.
- Здесь все такое...- она замешкалась, подбирая нужное слово,- европейское...
Джульетта прошла в квартиру дальше, озираясь по сторонам, остановила взгляд на одной из картин.
- Подлинник? - спросила она так, словно знала ответ.
Шон окинул мимолетным взглядом портрет Кастильоне кисти Санти, покачал головой.
- Конечно, копия.
Джульетта добралась наконец до спальни. Шон следовал за ней по пятам.
- Никогда бы не подумала, что твой любимый цвет - коричневый,- заметила она, обозревая застеленную кровать и стены.
- Это не мой любимый цвет,- отмахнулся Шон,- эту комнату оформлял дизайнер, а я только подписывал чеки.
Ренар понял, что фраза прозвучала слишком уж по-пижонски, но исправляться было поздно. Джульетта подошла к окну и выглянула наружу.
- Дух захватывает,- заметила она,- а Ник здесь бывал?
Шон посмотрел на нее пристальней - кажется, еще немного, и Джульетта снова решит позвонить Беркхарду. Ренар решительно подошел к ней и обнял ее сзади, прижал к себе. Джульетта прильнула к нему доверчиво, мелко задрожала в его руках.
- Сегодня здесь мы - только вдвоем,- прошептал Шон, склонившись к ее уху.
Он швырнул ее поверх покрывала - Джульетта, тяжело дыша от возбуждения, не сопротивлялась, и когда Шон склонился над ней, начала лихорадочно развязывать на нем галстук. Шон в это время целовал ее шею - грубо, оставляя цвести красные следы. Джульетта захлебывалась дыханием.
Шон взял ее резко и грубо, закинув ее ногу себе на плечо, принялся вбиваться в нее в быстром темпе, не сводя взгляд с ее лица.
- Ах, Джульетта,- заговорил он по-французски,- как бы я хотел оказаться сейчас не с тобой, а с ним. С тем, кого я люблю больше, чем самого себя.
Видимо, выражение "j'aime", относилось к тем немногим словам, что Джульетта знала, и потому она ответила, мешая слова со стонами.
- И я люблю тебя...
- Глупая, милая девочка,- продолжал Шон на французском, задыхаясь - разрядка была близка, но он пока держался,- я бы поехал за ним, объяснил ему все, рассказал о своих чувствах, обнимал его, целовал, пока хватило бы дыхания.
Видимо, и эти высказывания частично понравились Дульетте. Она низко глухо застонала, сильно сжав в себе Шона, вздрогнула, кончая.
После этого они вместе отправились в ванную - там, в горячей пенной воде Шон продолжал шептать ей о том, как он скучает по Нику, как хочет быть рядом с ним, чувствуя себя последним подлецом, но не находя сил бороться с собой. В ванне Джульетта оседлала его бедра - от горячего пара оба они продержались не слишком долго, но и этого было недостаточно.
Почти всю ночь они перемещались по квартире - от ванны к кровати, от кровати - к барной стойке и креслам в гостиной. Оттуда - к окну. Шон поставил Джульетту спиной к себе, заставив упереться рукой в стекло, и взял ее сзади - на этот раз нежно и осторожно. Джульетта была податливой и послушной, но в то же время горячей и требовательной. Она старалась угадывать каждое его желание, и когда Шону начинало казаться, что еще один раз он не осилит, Джульетта пускала в ход губы и пальцы, снова распаляя его.
Когда над рекой забрезжил рассвет, они оба - обессиленные - лежали в постели, и Джульетта вяло просмотрела на часы.
- Тебе не нужно на работу? - спросила она.
- Я скажу, что задерживаюсь в муниципалитете,- отозвался Шон,- или еще что-то совру. А тебе?
- У меня два выходных,- Джульетта потянулась и прильнула к нему.
***
Под конец второго дня от Ника пришло сообщение. Он просил еще один день в Сакраменто, и Шон не мог ему отказать. Два дня он провел с Джульеттой в своей квартире. На работе сказался больным - впервые за все время работы там. Памятуя о том, что капитан Ренар даже со сквозным ранением в грудь пять лет назад вышел на службу, коллеги вопросов предпочли не задавать.
В квартире Шона не осталось ни одной неосвоенной поверхности. Джульетта, не стесняясь, ходила по комнатам голышом. Они прерывались на короткий сон, заказывали еду на дом, иногда даже что-то смотрели или слушали музыку, но эти дни были наполнены сексом. И Шон понимал, что успешно справляется с отвлечением Джульетты от мыслей о Нике. За последнее время он давно так много не говорил на родном языке, как в те два дня. Он рассказал Джульетте все о своих чувствах к Нику. Она поняла лишь несколько слов, как и следовало ожидать.
На третий день они наконец вернулись домой.
- Ник сегодня приезжает! - сообщила Джульетта. Она выглядела красивой, как никогда - Шон был настоящим эстетом, и потому залюбовался ей. Казалось, даже кожа ее засияла каким-то внутренним светом. Чуть растрепанная прическа выглядела естественно и сексуально. Покусанные губы без помады были яркими и блестящими. Засосы на шее и плечах прикрывал ворот свитера. Шон с досадой подумал, что Ник непременно их увидит.
- Я хочу сегодня испечь имбирные печенья! - сообщила Джульетта, когда она вошли в кухню,- будет ему сюрприз - Ник любит имбирные печенья. А ты?
Шон пожал плечами.
- Я в последний раз их ел лет в шесть,- ответил он,- их пекла моя мама-ведьма, так что...
- Какой кошмар! - всплеснула руками Джульетта,- садись, не мешай и приготовься удивляться!
Шон наблюдал за тем, как Джульетта движется по кухне - изящно и легко, почти танцуя. Раньше он не замечал этой ее грации - словно три дня в его объятиях, три дня безраздельного обладания им, изменили что-то в Джульетте, подняли ее на новый уровень. Она была восхитительна - и это пугало. Ник наверняка увидит ее восхитительной - как можно этого не заметить?
Джульета, смеясь, давала ему облизать ложку - Шон покорно слизывал липкое тесто, стараясь скрыть тревогу во взгляде.
Джульетта включила тихую музыку и наконец начала по-настоящему танцевать, не отрываясь от готовки.
Сама женственность. Сама нежность и красота.
Шон уткнулся в газету. Что он натворил?!
Во дворе раздались звуки мотора - машина остановилась, хлопнула дверца.
- Это Ник! - радостно проговорила Джульетта.
Раз пошла такая пьянка, написал я это) Инцест, педофилия, семейные ценности - прилагаются)
Listen or download Caresse Sur L'océan for free on Prostopleer
Интермедия. Эрик.В детстве он мечтал стать музыкантом. Глупее не придумаешь.
Эрик вообще вспоминал о своем детстве с содроганием - и подозревал, что не он один. Он помнил, как одна за другой сменялись няньки - иногда три за месяц. Несмотря на баснословные гонорары, они просто не выдерживали. Одна даже хотела выброситься из окна - ее вовремя поймали. Эрик был болезненным, слабым и капризным. В первые три года жизни родители опасались, что единственный законный наследник отдаст концы - он беспрестанно болел. Позднее, окрепнув, он превратился в настоящего маленького тирана. Отцу бы гордиться такой наследственностью, но менять нянек каждые две недели, видимо, было слишком для него утомительно.
Эрик помнил унизительные вечера, когда его - пятилетнего, семилетнего - кто сейчас вспомнит? - ставили на маленький табурет у рояля. И пока австрийский виртуоз играл что-то веселенькое, маленький Эрик, затянутый в узкий неудобный смокинг, сшитый явно для манекена, а не для живого мальчика, пел на итальянском очередную арию. Или милую народную песенку на французском. Или русскую частушку - смотря, какого посла принимали в тот вечер. Это все не приносило ему ни капли удовольствия. Чаще всего его продувало на сквозняке, и следующие три дня он проводил в постели. И продолжалось это ровно до тех пор, пока один из аккомпаниаторов не объявил внезапно, что "у этого юноши настоящий талант!"
Отец был польщен, Эрик - удивлен. Похвала звучала искренне, и старый музыкант предложил даже давать Эрику уроки вокала. Он говорил, что голос у него - чистейший дискант. Таким поют солисты в Нотр-Дамм и ангелы на небесах. Отец, для которого именно такие метафоры и были самыми убедительными, согласился на это.
Эрик учился прилежно, и компенсировал это еще более отвратительным поведением в остальное время. Но странным образом музыка, казалось, исцелила его. Стоя у рояля в продуваемом всеми сквозняками зале и выводя верхнюю до в ключе соль в партии Аве-Марии, он совершенно не чувствовал холода. Учитель велел беречь связки - и Эрик берег. Не снимал шарфа даже в жару. Пил отвратительные сырые яйца. Когда в опере его все же продуло, и у Эрика началась ангина, он провел в истерике четыре часа - врачи опасались, что его сердце не выдержит такой нагрузки, пока пришедший учитель не сказал, что такое поведение испортит его голос безвозвратно.
На свой двенадцатый день рождения Эрик заявил отцу, что вместо Сорбонны хотел бы учиться в Венской академии музыкального искусства. Отец едва не поседел. Пробормотал что-то о том, что "по крайней мере у него есть один нормальный сын", и ответил Эрику решительное нет. Музыка - это несерьезно, говорил он. Музыка - это не для королей. Музыка должна быть фоном для тех, кто совершает настоящие поступки.
Эрик был безутешен, но решил не сдаваться. Он продолжал занятия с учителем. Но еще через пару месяцев случилось страшное.
У него начал ломаться голос.
Несколько дней Эрик не выходил из своей комнаты и отказывался есть и разговаривать с кем-то. Отец готов был уже согласиться на все. Хочешь стать певцом? Да хоть в кабаре! Хочешь учиться музыке? Да пожалуйста! Только бы Эрик, слабый, ничтожный, никчемный теперь Эрик вышел из своей добровольной тюрьмы.
Именно в тот год Эрик познакомился с Шоном.
Ему было почти шестнадцать. Он появился в замке отца из ниоткуда - никто не спрашивал, кто он такой, откуда взялся, и почему приехал. Мать Эрика смотрела на него холодно, но весьма учтиво. Матерью Шона - как потом узнал Эрик - была хексенбист. Одна из бывших помощниц отца. Не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы все понять. Эрик всегда был больше похож на мать. Шон же был копией отца настолько, что слуги делали вид, что не видят его, даже стоя совсем рядом. Отец явно хотел позлить законную супругу и поиграть с огнем. Нахождение Шона в его доме было оскорблением всех остальных ветвей Феррат, но Георг Фридрих Ренар никогда не упускал возможности поиграться с чужими жизнями. Даже с жизнью собственного сына.
Именно Шона он отправил поговорить с Эриком. К тому моменту тот уже согласился поесть, но пребывал в глубокой черной депрессии.
Шон его переживания жестоко высмеял. А позднее - глубокой ночью, когда Эрик лежал в своей постели без сна, пришел к нему в спальню и проник под одеяло.
- Значит, ты пел, как кастрат? - поинтересовался Шон шепотом.
Эрик обиженно засопел.
- Ты уже спрашивал,- отозвался он.
- Если бы ты и в самом деле был кастратом, мог бы и дальше так петь,- заметил Шон. Его рука легла на грудь Эрику и чуть погладила его сквозь шелк пижамы. Эрик вздрогнул.- Готов пожертвовать этим ради искусства?
- Я не могу... - прошептал Эрик, неожиданно почувствовав, как у него закружилась голова. - я должен оставить наследников. Я же единственный сын...
- Не единственный,- напомнил Шон, и рука его скользнула ниже по животу,- а, может, тебе и так уже особо нечем жертвовать?
Его пальцы легко расправились с завязками на штанах и проникли под них. Эрик всхлипнул от неожиданности и вздрогнул. Шон гладил его нежно и трепетно, но с каждой секундой все настойчивей.
До сих пор Эрик не испытывал ничего подобного - ощущения были оглушающе приятными, но в то же время невыносимо стыдными. Он зажмурился и попытался оттолкнуть руку Шона.
- Прекрати,- выдохнул Эрик,- пожалуйста, прекрати...
Но Шон, конечно же, и не думал его отпускать. И через пару мгновений Эрик и сам этого не хотел бы - и именно в тот момент, когда его чувства окрасились багрянцем, а тело готово было взорваться, Шон отпустил его, выскользнул из кровати и скрылся за дверью.
Эрик, скуля, некоторое время пролежал, мучаясь невыносимым напряжением, но не в силах коснуться себя. Это было слишком неправильно - недостойно короля. Но вскоре чувства взяли верх, и Эрик сам довел начатое Шоном до конца - разрядка оказалась такой внезапной, сильной, но такой несправедливо короткой, что он едва не разрыдался с досады.
На следующую ночь Шон тоже пришел. На этот раз он ласкал Эрика по-другому - сперва тоже аккуратно массируя пальцами член, но потом в дело пошла вторая рука. Ею Шон огладил его ягодицы, скользнул пальцами между ними, осторожно проник внутрь.
- Твой милый учитель тут не бывал? - осведомился он все также шепотом,- только не говори мне, что никто тебя еще здесь не касался.
Эрик, задыхаясь, хотел возмутиться - его учитель был для него идеалом, почти богом, а Шон... Но наслаждение было слишком сильным - на этот раз Шон довел начатое до конца.
Это продолжалось невыносимо долго, но заканчивалось всегда так быстро. Шон сперва использовал только руки. Потом, к ужасу, смущению и восторгу Эрика, пустил в ход язык и губы. Видимо, план отца сработал - и теперь вместо всепоглощающей идеи о музыке, в сознании Эрика появилась не менее всепоглощающая идея о Шоне.
Шон стал центром его бытия. Днем они почти не встречались. Мать была против общения "с этим ублюдком", но Эрик все равно находил Шона и следил за тем, как кто-то из дядьев учит его стрелять. Или ездить верхом. Эрика однажды сбросила самая смирная лошадь, и больше он к этим тварям не подходил. Шон же держался в седле так, словно родился наездником. Стрелял без промаха. И смеялся так, что у Эрика замирало сердце. Это было больное чувство, неправильное, постыдное, но Эрик не мог с собой справиться.
Однажды, когда Шон пришел к нему ночью, Эрик попытался признаться ему в любви. Слова выходили нелепыми, обрывистыми, глупыми и жалкими. И Шон, конечно, над ним посмеялся.
Эрик ненавидел себя за то, что в ту ночь испытал самый сильный оргазм в жизни. И еще за то, что умолял Шона взять его, но тот отказался.
Согласился он на это только в последнюю ночь перед отъездом. Шон возвращался в школу для мальчиков, а Эрик, разумеется, оставался дома. И накануне расставания это все-таки произошло.
Эрику было больно - Шон не слишком заботился о том, чтобы щадить его чувства. Но Эрик не вскрикнул - боялся, что кто-то придет. А когда все закончилось, Шон поцеловал его. Тоже впервые в жизни.
Они расстались после этого на несколько лет - мать Шона, опасаясь преследований, увезла его за океан.
Отец Эрика умер через полгода, как Цезарь - пронзенный кинжалами своих друзей.
Тринадцатилетний Эрик унаследовал все.
С годами ему стало казаться, что все в прошлом. Шон стал другим, когда они встретились снова. Вытянулся еще больше, стал шире в плечах. Но дело было вовсе не во внешности.
Эрик увидел его в Венской опере среди толпы. Высокого, в идеальном черном смокинге. И совершенно без охраны. Разговор был коротким и официальным - Шон поставил Эрика в известность, что взял под свой патронаж американский город Портленд, штат Орегон. Пригрозил, что если Эрик туда сунется, он убьет его. Планы брата не оставляли сомнений - он собирал оппозицию. Дальних родственников Георга, уверенных, что Эрик долго не протянет, и тогда во главе семьи встанет принц-бастард.
Самым ужасным было то, что, лежа в номере отеля Ритц той ночью, Эрик не мог уснуть и надеялся, что Шон вот-вот появится в его спальне. Конечно же, этого не произошло.
Он позвонил две ночи спустя - уже из Америки. Они поговорили о чем-то официальном - Шон не предлагал мира, но обещал не вмешиваться в дела Феррат, пока его интересы не будут затронуты. Эрик что-то отвечал. А потом Шон заговорил тем же тоном, что и тогда - жаркими ночами в отцовском замке. Эрик честно пытался не сдаваться без боя. Но в конечном итоге Шон услышал, вероятно, как захлебнулся он вздохом, изливаясь в собственную руку.
С тех пор Шон звонил почти каждую неделю. Эрик делал вид - даже перед самим собой, что вовсе не ждет его звонков. Как можно! Какая пошлость, какой моветон... Он даже снова занялся музыкой, чтобы занять свои мысли в особо невыносимые моменты. Виолончель давалась ему легко, а вот борьба с мыслями о Шоне - не очень.
Это продолжалось, пока однажды Шон не позвонил. Прошло несколько недель, а от него не было вестей.
Агенты Эрика в Портленде сообщили ему, что капитан Ренар, кажется, проникся неожиданным интересом к одному из своих детективов. Откуда они это узнали, Эрик спрашивать не хотел.
***
Он прилетел в Портленд ночным рейсом - вскоре после неудачного разговора с Ником Беркхардом. Гриммом. Но что самое главное - тем самым детективом.
Комната в отеле была готова, Эрик принял душ и переоделся. Как раз вовремя - когда он вышел в элегантную гостиную, в дверь постучали.
Девушка - невысокая блондинка, изящная и хищная настолько, что хексенбист в ней не распознал бы только слепой - вошла и улыбнулась Эрику.
- Я уже и не надеялась, что вам понадобится моя помощь, ваше величество,- сообщила она,- что вам будет угодно?
- Я хочу, чтобы ты узнала кое-что о моем брате,- отозвался Эрик, поигрывая стаканом с виски,- и чем скорее, тем лучше.
- Легче легкого,- кокетливо улыбнулась девица.
А вот теперь, детишечки, Рождество по-европейски))
День 14. Je ne serai jamais heureux sur la terre(с)Джульетта еще раз негромко всхлипнула и замерла в его руках.
Шон рассеянно гладил ее по волосам. Представление, которое устроил Ник, было не из приятных. Шон ожидал, конечно, что получится нечто подобное - Ник был слишком благородным, чтобы просто сказать Джульетте "я больше не люблю тебя и хочу остаться с Шоном". Но слово было сказано. Ник фактически признал, что любит его, но менее сложной ситуация от этого не стала. Шон оказался в совершенно дурацкой ситуации - по всему он хотел бы сейчас броситься вслед за Ником, просить его остаться с ним - рассказать о своих чувствах, и наконец решить эту головоломку. Но поступить так на самом деле он не мог. Слишком много лжи лежало между ними пока - он не мог просто признать, что никогда не любил Джульетту, и пошел на это только ради Ника. Он не мог бросить Джульетту одну и надеяться, что Ник примет его после этого. Сейчас, когда на главные вопрос был получен ответ, все равно ничего не получалось.
На миг Шон почувствовал тупое отчаяние. Он ждал этого момента так долго, но теперь все выходило как-то совершенно неправильно.
- Как же так? - негромко проговорила вдруг Джульетта,- как глупо вышло.
Она подняла глаза на Шона. Тот мягко погладил ее по щеке, стерев влажную дорожку слез. Даже в своем гротескном горе Джульетта была хороша. Заплаканные глаза стали ярче, и в них появилось незнакомое Шону прежде выражение понимания. Теперь, столкнувшись с новой бедой, Джульетта, кажется, скинула с себя последнюю шелуху своего треснувшего кокона, и готова была расправить яркие крылья.
- Глупо? - переспросил Шон,- почему?
- Ведь совсем недавно я сказала ему то же самое...- она опустила влажные ресницы и вздохнула,- и про того же человека. Разница лишь в том, что он сейчас не находится под действием зелья, как я тогда...
- Это я во всем виноват,- Шон знал, что это правда - но понимал, что весь масштаб его вины в этой ситуации Джульетта постичь была не в силах.
- Сердцу не прикажешь,- возразила Джульетта,- по крайней мере без помощи магии. Как же мне теперь быть? - она горько вздохнула и снова прикрыла глаза.
Шон секунду молчал. В его сознании начал четко выстраиваться новый план действий, который, если правильно его разыграть, вполне мог сработать.
- Но дорогая, согласись - он в чем-то прав. Нельзя иметь в жизни все,- проговорил он как мог мягко.
Джульетта посмотрела на него удивленно.
- О чем ты? - спросила она.
- О том, что ты также, как и он, должна ответить для себя на вопрос - кого из нас ты по-настоящему любишь,- ответил Шон.
- Какое это имеет значение? - Джульетта утерла очередную слезу кончиками пальцев,- Ник сделал свой выбор.
- Ну и что?- настаивал Шон,- Ник - это Ник, а ты - это ты. И у тебя тоже должно быть свое мнение на этот счет. Если ты действительно уверена, что любишь его, я уйду в сторону, и вы сможете отстроить свою жизнь заново - я уверен.
Джульетта несколько секунд в замешательстве молчала, потом неуверенно подернула плечами.
- Но я не знаю, кого из вас я люблю больше,- проговорила она наконец,- я по-настоящему люблю обоих - и тебя, и его.
- Но дорогая, так не бывает,- покачал головой Шон,- любовь - вещь очень хрупкая. И делить ее больше, чем на двоих - значит, дробить неделимое.
- Но ты же говорил...- Джульетта осеклась.
- Ты любишь меня? - продолжал Шон, не слушая ее,- или ты любишь тот образ, который нарисовала себе, пока была под действием зелья? Ты любишь меня или наши разговоры? Наш секс?
- Не знаю...- выговорила Джульетта, совсем стушевавшись.
- А Ник? - Шон взял ее за руки и мягко поцеловал пальцы,- вы вместе уже так долго - ты уверена, что между вами все еще любовь, а не привычка? Ведь будь это так, разве впустила бы ты в вашу спальню и в ваш дом меня?
- Шон, пожалуйста, прекрати! - Джульетта подняла руки, затем провела ладонью по лбу и вздохнула. - ты прав,- она решительно посмотрела на него, и Ренар замолк, внимательно глядя на нее,- я должна принять решение, и оно мне очевидно теперь,- она прильнула к нему так стремительно, что Шону оставалось только обнять ее за плечи,- все это время я боролась с собой, напоминая себе, как много связывает нас с Ником, но теперь я понимаю - я люблю только тебя. Я с самого начала должна была остаться с тобой, и не мучить Ника.
Шон молчал. кажется, доводы его не достигли поставленной цели. Ситуация становилась хуже с каждой секундой. Он надеялся, что Джульетта согласится с ним, и все встанет на свои места, но ничего не вышло. Ренар мысленно укорил себя за то, что начал выплетать эту паутину лжи, и теперь сам же в ней запутался.
Джульетта отстранилась от него, вытерла слезы и посмотрела на Шона.
- Я думаю, тебе стоит объясниться с Ником,- сказала она,- мне теперь так стыдно перед ним...
- Стыдно тебе, а объясняться мне? - неожиданно резко выговорил Шон, осекся. Джульетта смотрела на него теперь тревожно, почти напугано - раньше он никогда не позволял себе грубостей, если они находились не в постели. Ренар вообще всегда относился к Джульетте совсем неплохо, даже при том, что она была помехой на его пути к Нику. Он никогда не хотел задеть ее или обидеть, но сейчас все слишком уж запуталось, и Шон понимал, что сдерживаться с каждым мгновением становится все сложнее. Он почувствовал, как дернуло скулу. Тревожный признак.
Ренар посмотрел на Джульетту в упор. Та побледнела на глазах, но старалась не показывать испуга.
- Шон? - тихо проговорила она,- что с тобой, дорогой? Тебе плохо?
Она лишь однажды видела, как Шон превращается, и сейчас было совершенно неподходящее время, чтобы демонстрировать это снова, но Шон так устал. Он устал от ожидания, от вечного балансирования на грани. От собственной лжи. Это все было нелепо, глупо, как в бездарном трагическом фарсе. Посмотрите на него! Вот Шон Ренар, герой-любовник, коварный ведьмин сын. Он заставил простого Гримма из Портленда влюбиться в себя безо всякого зелья! Но у этого, видите ли, есть побочный эффект - кроме Гримма в него влюбилась еще и его невеста. Какой авангард!
Никогда прежде Шон не был так зол на себя. Он понимал, что сейчас можно и нужно поступить разумно - согласиться пожить с Джульеттой еще недолго, потом сказать Нику, что он подумал и понял, что не может быть с ней, потому что осознал вдруг, что любит только его. Ложь, снова ложь - одна на другой, узел за узлом, виток за витком - она затягивала удавку вокруг его шеи, и теперь Шон задыхался.
Он спрятал лицо в ладонях- изменившееся, уродливое лицо. Боль пульсировала, опьяняя сознание еще больше. Джульетта обескураженно молчала.
- Шон?..- наконец неуверенно проговорила она.
Он вскинул на нее взгляд, и увидел, как она отпрянула. Вот, полюбуйся, прекрасная принцесса, кого ты полюбила. Поцелуй из принца сделал чудовище - этого не прочтешь ни в одной из сказок проклятых братьев Гримм.
- Шон! - теперь Джульетта почти кричала. Шон медленно поднялся на ноги, нависнув над ней. Он почти физически ощутил, как смыкаются пальцы вокруг ее шеи. Как одним движением он ломает ее. Это будет просто. Эрик-сколопендра мертв, но Шон найдет способ уничтожить тело. Он же долбанный капитан полиции - фальсифицирует данные, сделает вид, что расстроенная разрывом с женихом, Джульетта уехала в Даллас или в Спрингфилд, штат Кентукки. Поменяла имя - концов никому никогда не найти. Он делал это и прежде - он убивал, и всегда выходил сухим из воды. И впервые в жизни он убьет ради чего-то по-настоящему прекрасного. Что может быть прекрасней любви?..
- Шон!!! - Джульетта взвизгнула, и Ренар попятился.
Что на него нашло?. Он отвернулся, поспешно беря себя в руки. Через пару мгновений лицо его приняло обычный вид, и он, чуть дрожа, повернулся к Джульетте. Та - белая, как мел, стояла, прижавшись к дверному косяку. Такая напуганная, такая хрупкая. Шону стало невыносимо стыдно и страшно. Его наваждение достигло высшей точки. Он больше не мог его контролировать.
- Возьми ключи от моей квартиры в моей машине,- выговорил он раздельно и четко,- поживи там немного. Прошу тебя.
- Но Шон... тебе ведь плохо, я вижу,- Джульетта сделала было шаг к нему, но одного взгляда хватило, чтобы она отпрянула.
- Это необходимо. Мы поговорим, но позже. Не сегодня, прошу тебя,- Шон отступил на шаг, провел ладонью по лбу, прикрыл глаза,- так будет лучше, Джульетта. Просто поверь мне, если правда меня любишь.
Все еще недоумевая, Джульетта поспешно вышла из кухни. От духовки пахло гарью. Шон проследил за черной струйкой дыма, выходящей из щели, и коротко истерично рассмеялся.
Сжечь ведьму! Вот это была бы ирония.
***
Лежа без сна в огромной кровати, Шон перевел взгляд с циферблата на телефон, который он сжимал в руке. Часы показывали одиннадцать вечера. В глубине души Ренар надеялся, что к этому моменту Ник уже выйдет на связь.
Он сорвался. Напугал Джульетту - и теперь она непременно расскажет кому-нибудь, что произошло. Например, своему приятелю потрошителю. А тот, конечно, расскажет Нику. Это же такая новость! Капитан Ренар - выдержанный, мудрый, хладнокровный - слетел с катушек и пытался вырвать глотку собственной девушке. Или он слишком стар, чтобы называть кого-то своей девушкой? А как тогда? Любовницей? Не слишком ли это пошло?
Ренар чувствовал холодное прикосновение истерики к своему сознанию и размышлял, насколько усугубит все еще один глоток виски.
Запах сгоревших печений преследовал его даже в спальне - мешал забыться сном, в котором все снова могло бы встать на свои места.
Шон снова сжал телефон в руке. Открыл окно сообщений.
"Я люблю тебя" - набрал он быстро, но также быстро стер. Нет, это слишком. Это почти эмоциональный шантаж.
"Нам надо поговорить" - снова не то. На это Ник ни за что не ответит - он все сказал и так, и не дождался ответа.
"Если ты не вернешься, я убью Джульетту, а потом покончу с собой" - копию этого надо непременно послать Эрику. Вот брат возрадуется - это будет куда приятней для него, чем обычный шарф к Рождеству.
Шон зажмурился. Выдохнул. Вдохнул.
"Приезжай" - сами собой набрали его пальцы. Не давая себе времени передумать, Шон нажал "отправить" и наконец отшвырнул телефон.
Часть в которой происходит секс. Боттом-Ренар, ну вы поняли)
День 15. Рождество.Шон не тешил себя надеждами, и вовсе не ждал, что Ник тут же примчится, получив его сообщение.
И к тому моменту, как отважный офицер Беркхард ворвался в их спальню с пистолетом, Шон успел окончательно взять себя в руки. Да, нужно будет поговорить с Джульеттой, да, нужно признаться Нику - сказать полуправду, но разрубить горгиев узел их отношений. Да, нужно вырваться из проклятой паутины лжи и надеяться на лучшее.
Но вид Ник на пороге перечеркнул все планы. Шон дал себе слово - это будет последняя, самая последняя ложь межу ними. Решив этот вопрос, он отныне всегда будет говорить Нику только правду. И, глядя в глаза Беркхарда, Шон поверил сам себе. Ложь во благо, но последняя.
Когда Ник поцеловал его, Шон закрыл глаза и ощутил, как последний железный обруч вокруг его сердца лопнул - он был свободен и наконец-то находился там, где хотел находиться, там, где сможет обрести мир даже с самим собой. Больше не нужно было ни бояться, ни проявлять лишнюю жестокость, ни хитрить и лгать, ни убегать от своих желаний и мыслей. Все стало вдруг так просто - он и Ник. Вместе.
Шон и сам не заметил, как поцелуй стал глубже и жарче - он чувствовал, как Ник напрягся и напряженно выдохнул. Отстранился и посмотрел на Шона. На миг Ренару стало тревожно - было совершенно очевидно, что через все преграды и блок-посты они подошли наконец к последней границе. Теперь оставалось сделать всего один шаг. И Шон испугался, что при всей своей новоприобретенной любви Ник этот шаг сделать не захочет. Потому как полюбить другого мужчину, поцеловать другого мужчину, даже получить минет от другого мужчины - это еще что. А вот секс...
Ник поерзал на кровати, и Ренар с некоторым удовлетворением заметил, что Беркхард, кажется, все отлично понял. Шон знал, что слишком много слов сейчас только навредят, но просто молча начать раздевать Ника, тоже будет неправильно. Он так устал поступать разумно и правильно, но это слишком важно, чтобы сейчас поддаться порыву без оглядки. Шон облизал губы, готовый начать говорить, но Ник заговорил первым.
- Я хочу тебя,- произнес он негромко, но без тени смущения. Шон кивнул.
- Если хочешь..- начал было он.
- Не надо строить из себя мудрого сенсея,- остановил его Ник,- я не маленький и все понимаю.
Шон помнил первый раз, когда они с Ником прикоснулись друг к другу - это тоже казалось невыносимо неправильным, не таким, как бывало с ним обычно, но в итоге - единственно возможным и естественным. И сейчас он решил для себя, что не стоит волноваться.
Ник взялся за пуговицы своей рубашки, и Шон терпеливо дождался, пока он расправится с ними - немного поспешно, но без лишней дрожи и трепета. Пожалуй, только потемневшие глаза Ника выдавали степень его возбуждения. Он встал, чтобы избавиться от джинсов, и к этому признаку прибавился еще один.
Оставшись в одних трусах, Ник вернулся на кровать, придвинулся к Шону. Ренар вдруг почувствовал себя подростком - внутри него все дрожало и сжималось от возбуждения - эти естественные, простые действия Ника вскружили ему голову сильнее, чем если бы он раздевался плавно и под музыку. В этом был весь Ник - естественное изящество, красота в простоте без ненужных излишеств, настолько неуловимая, что становилась идеальной. Шон всегда это видел в нем, но сейчас будто заново открывал для себя. Но в то же время он вдруг оробел. В своих фантазиях Шон никогда не допускал того, чтобы самому взять Ника - да, тот был моложе его, меньше в росте и ширине плеч, даже ниже по социальной лестнице, но это не значило ровным счетом ничего, когда дело доходило до вопросов секса. Ник Беркхард не допустил бы контроля над собой, и Шон принимал эти условия.
Он поцеловал его на этот раз первым. Осторожно и трепетно, но Ник быстро перехватил инициативу. Кажется, решил войти в холодную воду с разбега, погрузиться в омут одним прыжком. Шон хотел попросить его не торопиться, но понимал, что для Ника это все в новинку, и не нужно мешать ему сделать все так, как ему хочется.
Поцелуй длился невыносимо долго - под конец Ренар уже начал дрожать от нетерпения. И когда Ник наконец отстранился, Шон скинул пижамную куртку, вслед за ней соскользнули штаны, и Ренар уверенно запустил руку под резинку трусов Ника. Тот не сопротивлялся, но вполне очевидно напрягся, и Шон остановился.
- Что-то не так? - спросил он хрипло.
Ник, тяжело дыша посмотрел на него.
- Нет, но я, блядь, понятия не имею, что делать,- признался он,- наверно, нам понадобится... смазка или типа того,- слово далось ему с трудом, словно он до сих пор и подумать не мог, что когда-нибудь ему придется его произносить.
- Масло для массажа,- напомнил Шон - это масло купила в свое время Джульетта, но пользовались они им редко.
Ник рассеянно кивнул, вылез из постели, оставив Ренара лежать, прикрыв глаза. Не глядя, Шон слышал, как Ник чертыхается, роясь в шкафчике в ванной, пока наконец не издал победный возглас.
Когда Беркхард вернулся в постель, Шон сел и забрал у него флакон с маслом, вылил немного себе на ладонь.
- Я и сам могу,- заявил Ник, но сопротивляться не стал.
- Я справлюсь, не волнуйся, - заверил его Шон.
Мягкими движениями, чтобы не распалить Ника слишком сильно, он принялся водить ладонью по его члену, Ник шумно вдохнул и запрокинул голову, вздрогнул, потом удовлетворенно выдохнул, снова выругался. Покончив с приготовлениями, Шон занялся собой. Ему очень хотелось, чтобы Ник открыл глаза и следил за ним, но просить его не решился.
Масло было прохладным, и Шон осторожно погрузил в себя сперва один палец, потом еще один. Перехватил взгляд Ника. Тот смотрел на него, как загипнотизированный, и это польстило Шону. Разумеется, раньше Ник не наблюдал ничего подобного, и сейчас был удивлен, как ему приятно смотреть за этим.
Когда с подготовкой было покончено, Ник, сглотнув, придвинулся ближе.
- Что теперь? - осведомился он.
Вместе ответа Шон повернулся к нему спиной, устроился поудобней, держась одной рукой за спинку кровати, выгнул спину, подставившись Нику и посмотрел на него через плечо. Беркхард всегда был очень сообразительным, и на этот раз не растерялся. Едва ли хоть одна из его девушек поворачивалась к нему так, но на этот раз он сразу понял, что нужно делать. Ник встал на колени. Придерживая и направляя себя рукой, он коснулся горячей головкой входа в тело Шона, застыл, потом как мог аккуратно двинул бедрами, проникая внутрь. Что-то пробормотал сквозь зубы.
Шону хотелось застонать, но он испугался, что напугает Ника. Тот вполне мог решить, что делает ему больно. Хотя Шону совершенно не было больно - даже наоборот. Он ждал этого момента так долго, что теперь не чувствовал ничего, кроме непередаваемого восторга и правильности всего происходящего. Ник, явно осмелев, понимая, что действия его не причиняют партнеру неудобств, еще одним движением - резче и сильнее - проник как мог глубоко, снова застыл. Вдохнул поглубже и наконец начал двигаться. С каждым новым толчком, с каждым новым горячим вздохом, все словно становилось на свои места - Ник становился все уверенней и смелее. Теперь он придерживал Шона за бедра одной рукой, другой гладил его по спине.
Шон наконец позволил себе стонать - теперь-то уж точно не от боли. Он сжал ладонью собственный член и ласкал себя в такт с движениями Ника. Тот наклонился ниже, и Шон даже сперва не понял, что произошло - Ник коснулся губами его плеча, Шон повернулся к нему навстречу, и Ник поймал губами его губы, лишь на мгновение, но в поцелуе этом словно сосредоточилась вся нежность, вся страсть и напряжение, что копилась меду ними так долго. Шон почувствовал, что балансирует на грани.
Ник прервал поцелуй, в последний раз почти целиком покинул тело Шона, потом резко застремился обратно, замер, выгнувшись и сжав его бедра. По телу его прошла судорога оргазма, и в этот же момент Шон кончил, захлебнувшись стоном, в собственную ладонь.
Тишина их спальни больше не была оглушительной и тягостной. Они лежали, касаясь друг друга только плечами, и Шон прислушивался к неровному дыханию Ника. Говорить не хотелось - казалось, все слова кончились, оставив их наконец наедине друг с другом.
Ник вяло приоткрыл веки и посмотрел на Шона. Тот ответил ему смутной улыбкой.
- И что теперь? - спросил Ник немного хрипло.
- Хрен его знает,- пожал плечом Шон. От счастья у него перехватывало горло, но сил хватило лишь на то, чтобы улыбнуться чуть шире,- пока будем ложиться спать. Поздно для того, чтобы думать.
Ник нахмурился.
- Спать? - спросил он, ухмыльнувшись,- ну как скажешь. Хотя я бы повторил все еще разок.
Half-season final.
День 16. Подарок.- Ваш заказ, мсье. счастливого Нового года,- шеф-повар - давний приятель Ренара - лучезарно улыбнулся. Шон всегда заказывал праздничные ужины именно у него. Француа был мастером своего дела, и всегда точно знал, как угодить Ренару. Он знал, какое количество специй положить в блюдо, если тот заказывал ужин на одного, а какое - если на двоих или компанию. Но в этот раз Француа был удивлен. Шон был точно убежден - этот толстый француз был своего рода эмпатом - когда Ренар делал свои заказы, он мог легко угадать, собирается ли он просто трахнуть того, кого угощает, или у него были далеко идущие планы. Сегодня же Француа, отдавая заказ, улыбался как-то уж слишком таинственно.
- Что-то не так? - осведомился Ренар, хотя, наверно, точно знал ответ.
- Напротив, мсье,- Француа провел пальцем по идеальному темному усу,- год для вас заканчивается чертовски удачно.
Ренар рассмеялся - должно быть, не только Француа - он сам от себя не слышал такого смеха уже очень давно. На сердце у него было легко и радостно. Неделя после Рождества прошла в каком-то смутном тумане счастья - такого всепоглощающего, что время от времени Шону становилось страшно. Ему понадобилось два дня, чтобы понять - этот сон не закончится. Он не проснется снова один в своей коричневой спальне на холодных измятых шелковых простынях. Он проснется, как и заснул, обнимая того, ради которого готов был теперь пожертвовать всем. И поверить в собственное счастье было очень сложно. Ничто не имело значения - ни неприятный разговор с Джульеттой. Она, к счастью, не стала припоминать Шону, как он набросился на нее с намерением разорвать ей горло. Ни поспешная продажа квартиры - по ужасной рыночной цене. Ни то даже, что Нику непременно хотелось остаться жить в своем доме. Это все было второстепенно, мелко по сравнению с тем, что Ренар приобрел. И иногда ему думалось, что на самом деле он наконец нашел не просто любовь своей жизни - но самого себя, и теперь его жестокое, холодное, неверное сердце могло успокоиться.
- Да, чертовски удачно,- подтвердил Ренар, чувствуя, как губы растягиваются в совершенно идиотской улыбке. Француа протянул ему небольшой бумажный пакет.
- От заведения - фирменные миндальные пирожные,- подмигнул он,- я очень рад за вас, мсье.
Шон сел в машину, аккуратно положив пакеты с ужином на заднее сидение. Несколько секунд он сидел, не шевелясь, стараясь убрать с лица сияющую улыбку. Поправил зеркало заднего вида, завел мотор, подумал - не стоит ли позвонить Нику - он задерживался, и Беркхард, вероятно, волнуется. Но потом решил - пятнадцать минут ничего не решат. Лучше скорее доехать. чем тратить время на звонок.
Телефон зазвонил резко и неприятно - Шон поморщился. Ощущение было, словно его столкнули с узкой дорожки прямо в снежный сугроб. Он вытащил телефон и посмотрел на экран. Эрик. Ну конечно. Ренар был почти уверен - это гаденыш ничего сейчас не сможет сказать, чтобы испортить ему настроение. С их последнего разговора брат больше не звонил, и в свете последних событий Шон совершенно забыл о нем. А делать этого, вероятно, не стоило. Но отчего-то все, что было связано с Эриком, сейчас показалось ему таким глупым и нелепым, что было даже смешно.
Шон хотел было отклонить вызов, но потом подумал - сегодня слишком хороший вечер, отчего бы не сделать приятное еще кому-то.
- Слушаю,- проговорил он, зная, что в голосе его отражается улыбка.
Секунду в трубке висела тишина, потом Эрик негромко запел:
- Les anges dans nos campagnes ont entonné l'hymne des cieux...
Шону стало смешно и он фыркнул.
- Очень мило,- заметил он,- но в двенадцать ты явно пел лучше.
- Я звоню поздравить тебя,- мягко и вкрадчиво проговорил Эрик, проигнорировав насмешку,- и напомнить - sang - pas d'eau. Mots - pas des murs. (*кровь - не вода. Слова - не стены).
Шон мгновение молчал, чувствуя, как сердце сковывает тревога.
- Что это значит? - резко спросил он. Это было совершенно не похоже на новогоднее поздравление. Эрик на том конце усмехнулся и дал отбой.
Отбросив в сторону телефон, Шон сорвался с места. Что-то было не так. В их безоблачный счастливый дом из неплотно закрытого окна просачивался ледяной сквозняк беды. Эрик сделал ход - но что? Что, черт возьми, он мог сделать?
Шон вписался в поворот, не обращая внимания на резкие сигналы тех, кого подрезал. Пусть все катится к дьяволу, лишь бы с Ником ничего не случилось. Он Гримм, он силен и может за себя постоять, но что если..
Шону не хотелось об этом думать. Бутылка вина из пакета покатилась по сиденью, упала на пол и разбилась - звук получился резким, как выстрел. Терпкий запах наполнил салон, Шон раздраженно потер глаза.
Машина затормозила резко. Свет в их доме горел на нижнем этаже - ни одного окна не разбито, никаких следов нападения. Ренар выдохнул и потер переносицу - стоило так паниковать. Проклятый Эрик - даже сейчас он мог так легко манипулировать настроением Шона! В следующем году надо непременно напомнить ему, кто в семье старший. Но не сейчас, не сегодня. Сегодня он и правда звонил только для того, чтобы спеть. Вот придурок.
Шон вышел из машины, забыв пакеты на заднем сидении. Он пытался убедить себя, что все в порядке, ничего не произошло - но ощущение неминуемой катастрофы, которую он не успевает предотвратить, гнало его вперед.
Шон вошел в прихожую. Тишина, только в глубине дома работает телевизор. Ник перед ним уснул что ли, раз не вышел его встретить? Быстро скинув пальто, промахнувшись мимо вешалки, Шон поспешил на звук.
Гостиная была освещена мягким желтым светом верхней лампы. Ник сидел на диване - спиной к двери. Телевизор показывал не какую-то новогоднюю передачу, а, кажется, видео с камеры слежения. Изображение дергалось и дрожало, но Шон узнал самого себя и Адалинду, хотя она стояла к камере спиной.
- ...этого будет достаточно,- услышал Ренар собственный голос,- и постарайся, чтобы тетка Гримма умерла побыстрее.
To be continued... sorry