Ни начала, ни конца, просто вырванный из контекста эпизод)
Для Келли)
ШейнОн отложил папку и потер усталые глаза - в то время, когда бумаги эти были составлены, компьютерной каталогизацией еще никто не занимался, и Шейн чувствовал, как от бумажной пыли першит в горле. Он провел в архиве целый день - свой первый выходной за последнюю пару недель. Шейн потер глаза, вытянулся на стуле - слишком маленьком и неудобном для его роста, хрустнул суставами - ноги, плечи и спина откликнулись дружной ноющей болью. А чего еще ожидать, когда сидишь целый день и встаешь только затем, чтобы сходить за новой папкой да в туалет. В животе неприятно заурчало - хотелось уже даже не есть, а жрать. Шейн, перечитавший в детстве всю коллекцию книжек о Шерлоке Холмсе Нейтона, искренне верил, что голодание помогает мыслительному процессу, но тело его, кажется, придерживалось совершенно иного мнения. От голода слегка плыла голова, и думать о том, чтобы продолжать работу перед тем, как закинуться хотя бы парочкой хот-догов, было бесполезно.
Шейн медленно поднялся на ноги - вниз по бедрам, к коленям, пробежали неприятные колючие мурашки. Шейн сделал пару шагов вокруг стола, разминаясь. Полез в карман за телефоном - ни новых звонков, ни сообщений. Видимо, преступники Криппл-Крика тоже были в курсе, что капитан Фокс отгуливает выходной, и не хотели его тревожить. Как и никто другой. Шейну в голову пришла быстрая идея - не позвонить ли кому-нибудь из приятелей - коллег или тем, с кем он раз в две недели играл в бильярд? Но Фокс тут же откинул ее, как совершенно непривлекательную. Никого из них ему не хотелось сейчас видеть - собственно, и "приятелями"-то он про себя называл их исключительно ради того, чтобы не подыскивать более сложных определений. Коллеги были коллегами или подчиненными. Соигроки - соигроками. Приятелей, друзей или постоянных пассий у Шейна не водилось уже несколько лет.
Впрочем, пропустить стаканчик и поесть можно было и в одиночестве.
Машина, припаркованная у обочины, выглядела поразительно одиноко - в этом районе города в такой час редкого кого можно было встретить. Шейн подошел к ней, открыл, но садиться внутрь не стал - прислонился к двери спиной, достал нетронутую пачку сигарет из кармана пиджака, вытащил одну и неторопливо прикурил. Курить в архиве, разумеется, тоже было нельзя, и сейчас Шейн с наслаждением сделал первую за целый день затяжку. Желудок откликнулся неприятным ноющим протестом, но Шейн не обратил внимания. Профессиональная болезнь, тут уж ничего не попишешь.
Фонари на улице горели через один - над машиной Шейна как раз был зазор. В полутьме огонек сигареты, казалось, чертил огненные траектории в воздухе, пока рука Шейна поднимала сигарету к губам и опускала обратно, чтобы стряхнуть пепел. Хотя, возможно, такой эффект был от того, что Шейн от голода уже утратил скорость реакции окончательно - садиться за руль в таком состоянии - вот уж чего ни один полицейский вам никогда не посоветует.
Докурив до самого фильтра, Шейн отбросил сигарету в сторону - еще одно мелкое преступление, да вы сегодня в ударе, капитан Фокс. Он сел в машину, поправил зеркало заднего вида, глянул назад - вот сейчас, по закону жанра, должно обнаружиться, что в машине его кто-то поджидает. Вот сейчас в затылок упрется холодное дуло, и чей-то голос серьезно произнесет "Бросьте это дело, капитан, а то хуже будет". Или реплика его будет куда менее драматичной, и человек позволит говорить за себя оружию.
К своему разочарованию - пусть и мимолетному - Шейн понял, что ничего подобного не произойдет. Никому нет никакого дела, что, несмотря на все предупреждения, он продолжает копаться в этом дерьме. Да, он досаждал кому-то, ему отвечали отписками, его просили бросить это, но всерьез его попыток никто не воспринимал. Ни одной угрозы, ни одного толчка в сторону - только "слова, слова, слова". Видимо, Шейн был для тех людей просто назойливой мухой, которую отмахиваешь от себя рукой, но пока она сидит в стороне и умывает лапки, тебе и думать-то о ней нечего. Смешно.
Шейн едва сдержался, чтобы не засмеяться в голос. Вот уж было бы здорово. Бравый капитан сидит в своей машине и ржет во весь голос над собственными мыслями. Здравствуй, милый пансионат "Солнечный ручей" для людей с нарушениями психики. На этот раз - новый диагноз, новые лекарства. Но суть все та же. "Вам бы подлечиться, капитан Фокс, вы не волнуйтесь, пока вас не будет, местечко ваше мы погреем, пока вы не вернетесь".
Он завел машину и тронулся с места - рывком. Но тут же осадил себя - что с ним такое творится сегодня, черт возьми? Хотелось бы списать все на голод и усталость, но Шейн знал себя слишком хорошо, чтобы на это купиться.
Заведение "У Минди" сияло огнями в широких окнах и неоновой вывеской. Рядом с дверью на небольшой графитовой доске значилось "Только сегодня - блюдо дня..." и название блюда стерто торопливой рукой - видимо, закончилось. Шейн усмехнулся - вот ему повезло. В очередной раз за день. И какого хрена, спрашивается, он вообще приехал к Минди? Он не заезжал сюда с тех пор, как...
Оборвав эту мысль как до этого - смеховую истерику, Шейн открыл дверцу, вышел и прогуливающийся походкой пошел к дверям заведения. Он проезжал мимо несчетное количество раз. Однажды они даже брали парня, который заперся в туалете этой забегаловки, но зайти внутрь и что-то заказать, у Шейна не хватало... чего? Смелости? Уверенности в том, что он действительно забыл все, что здесь произошло? Да, наверно, и того, и другого.
Минди - по крайней мере на бумажке посреди необъятной груди значилось именно это имя - встретила его равнодушным взглядом, когда Шейн прошел в светлый почти пустой зал и сел за один из столиков. Здесь ничего не изменилось - кажется, даже столы не протирали с тех пор. Шейн рассеянно огляделся по сторонам. Съесть гамбургер и валить отсюда - эта мысль была такой соблазнительной, такой правильной, что Шейн с радостью ухватился за нее, решил - да, именно так он и поступит. Просто перекусить - он заехал сюда потому, что эта забегаловка ближе всех к архиву. Потому что у него уже живот сводит от голода, а гамбургеры здесь и правда неплохие.
- Что будете заказывать? - равнодушно спросила подошедшая официантка - высокая худющая девица с неизменной жвачкой, пустыми голубыми глазами и розовым фартуком.
- Виски. Чистый. Двойной.
- Мы не подаем спиртного, капитан,- также равнодушно ответила девица. Она, видимо, решила, что Шейн ее проверяет - "палит". Он прекрасно помнил, что у Минди, которая сейчас насторожено наблюдала за ним из-за стойки, под прилавком припрятана и бутылка "Джека", и еще чего повеселее. Во время той облавы полицейские, ломавшие дверь ее уборной, даже не взглянули на это добро, но мало ли что пришло легавым в голову - Минди решила не рисковать.
- Гамбургер и колу,- покладисто согласился Шейн. Он вспомнил вдруг, как чьи-то руки - знакомые, чуть дрожащие, разливают виски по непрозрачным стаканчикам - один, разумеется, падает на пол, и человек смеется. Смеется, смеется, и смех этот не вытрясти из головы - ни временем, ни лекарствами, ни тем самым виски.
Официантка, кивнув, удалилась. Шейн отвернулся к окну - немытое стекло причудливо изменяло отражение его собственного лица, меняло черты, сглаживало линии, и через несколько мгновений уже стало казаться, что он смотрит в чье-то чужое лицо. Знакомое - но чужое. Шейн поспешил отвернуться.
Он поднялся из-за столика и неверной походкой направился вглубь заведения - к красной двери уборных. Толкнул ее, вошел и опустил щеколду.
Такие тесные кабинки - черт, как представить, что в ней они поместились оба - Келли на прикрытом крышкой унитазе, Шейн - внизу, на коленях между его ног. Вкус спермы мешался с привкусом виски. Стоны Келли - с его судорожным смехом. Собственное возбуждение, с пониманием - это неправильно. Только не здесь, в этом грязном туалете, только не так.
Но все было так. Шейн качнулся вперед, уткнулся лбом в холодное зеркало. Какого хрена он приперся к Минди, какого хрена все еще помнит, что здесь произошло - и главное, какого хрена так заводится от одного лишь воспоминания? Он помнил суетливые пальцы Келли, проникающие в его расстегнутую ширинку, помнил, как сам зеркалил его движения - впервые в жизни прикасался к чьему-то члену, кроме своего собственного. Помнил свой удушающий стыд, когда кончил от пары движений, и мягкий голос Келли у самого уха "Это ничего, давай теперь ртом."
Шейн ударил кулаком в зеркало, и вокруг его руки разбежались сверкающие трещины. Зеркало застыло на миг, а потом рухнуло, рассыпалось в раковину миллионом блестящих осколков.
Шейн очнулся - из руки выше запястья сбоку торчал осколок стекла. Он, поморщившись, вытащил его, отмотал бумажных полотенец, наспех прижал рану, из которой толчками засочилась темная кровь. Хорошо, что под руку попалось зеркало, а не та тощая девица или сама Минди. Хорошо, что все, что было - осталось лишь воспоминаниями и такими вот вспышками. Хорошо. Хорошо.
Шейну снова захотелось рассмеяться. Он вышел из туалета, едва не сбил с ног Минди.
- Все в порядке, капитан? - спросила она подозрительно.
- Я разбил зеркало,- ответил он поспешно,- случайно. Я заплачу за него.
Минди провожала его взглядом, когда Шейн, неловко, стараясь не перемазаться в крови, вытаскивал из кармана бумажник, а из бумажника - купюры. Завтра весь район будет в курсе, что учинил капитан Фокс в этой забегаловке. Но это ерунда - подумаешь, разбил зеркало. Семь лет несчастья к уже прошедшим семи - от этого никому хуже, чем уже есть, не станет, даже самому Фоксу.
Наконец оставив на прилавке чуть запятнанные кровью деньги, Шейн решительно вышел прочь.