24.09.2013 в 23:39
Пишет Wotton:Фик.
Название: Змея.
Автор: Wotton
Персонажи: Эрик Ренар/ОЖП, намеки на Ренароинцест, Канарейкакак всегда виноват
Рейтинг: до R
Жанр: недотриллер
Статус: закончен
Предупреждения: частичный ООС, действие происходит лет за 7 до событий сериала.
От автора: Авторы сериала напридумывали уже столько разных тварей, что одной меньше, одной больше - подумаешь) Эрика нет в тэгах, я считаю это как-то несправедливо)
читать дальшеСегодня у Эрика было итальянское настроение. Он распорядился даже, чтобы вечером за пультом стоял Дариони, хотя обычно его нервная путанная манера дирижировать раздражала его.
- Приехать в Вену и не послушать Волшебную Флейту - это настоящее кощунство! - заявил он Лацетти, главе одной из ветвей Семьи, на утренней встрече. Но даже у Моцарта сегодня должен быть привкус Кьянти, горгонзолы и солнца.
Вообще-то утреннюю встречу можно было назвать неудачной - к соглашению они так и не пришли, отец будет недоволен, но Эрику было глубоко на это наплевать. Решение вопросов дележки территорий и влияния не входило ни в зону его интересов, ни во множество его полномочий. Он так и заявил Лацетти - как скажет Король, так и будет, а в его, Эрика, обязанности входило известить господина Лацетти о новых условиях Средиземноморского соглашения.
- Dillo a quel bastardo, non mi importa di queste condizioni (скажи этому ублюдку, что мне плевать на его условия),- выплюнул Лацетти.
Секретарь, чуть поморщившись, перевел:
- Господин Лацетти не находит возможным принять обозначенные условия.
Эрик мягко улыбнулся. По сути, беседу эту можно было сделать вдвое короче, избавив секретаря от необходимости переводить каждое слово. Эрик свободно говорил на четырех языках, придавая своему английскому британский акцент, а итальянскому - флорентийское звучание, но последнее было его маленьким секретом. Как иначе он услышал бы о себе столько приятного из уст этого итальянского пони, мнящего себя арабским скакуном. Впрочем, об ублюдках Эрик знал предостаточно, и слово это не всегда имело оттенок оскорбления, так что на этот раз он решил спустить грубость мимо ушей.
- Передай господину Лацетти, что это не мои условия. Это условия моего отца,- в сотый раз за утро повторил он. Секретарь нервно моргнул. Он всегда начинал нервничать в конфликтных ситуациях, когда стороны переходили на крики и оскорбления. Эрик держал его при себе отчасти из-за того, что в конфликтных ситуациях, где стороны жалили друг друга молча, как осы, секретарь наоборот собирался и был неизменно полезен. А отчасти - ради таких вот моментов, как сейчас. Наблюдать за ним было очень забавно.
Лацетти раздраженно грохнул ладонью по столу.
- Allora che cosa diavolo sto parlando con lui?! (тогда какого черта я с ним разговариваю?!)- выкрикнул он.
Эрика весь этот спектакль в стиле Руццанте начинал уже утомлять. Он заставил себя подняться в такую рань не ради того, чтобы выслушивать оскорбления в свой адрес - и даже не ради одобрения отца, которому и самому не хотелось встречаться с Лацетти. Эрику не было никакого дела ни до трассы Париж-Лозанна-Венеция, ни до поставок оружия через Альпы, ни до позиции Берлускони. Все дело было в ней, в Лючии.
Лацетти брал ее с собой всюду, где появлялся. Вовсе не для того, чтобы похвастаться хорошенькой помощницей - дорогих аксессуаров от Гуччи у него и так было предостаточно. Лючия была вессеном - Эрик никак не мог вспомнить ее длинное итальянское название. Зато умения ее были ему хорошо известны. Лючия по малейшему движению воздуха в комнате, по малейшему изменению температуры и влажности, могла определить, что собеседник лжет. Ходячий полиграф. Абсолютный чувствительный прибор, способный засечь и локализовать крошечную капельку пота на лбу у лжеца. За сегодняшнее утро она ни разу не склонилась к Лацетти, сообщая, что Эрик кривит душой.
Эрику, впрочем, не было дела до ее способностей - ему ходячий полиграф был ни к чему. Его функции успешно выполняли два или три плечистых бритоголовых охранника, способных заставить говорить правду даже того, кто ее не знал. Ему было интересно, что будет, если, разведя в стороны стройные смуглые ноги Лючии, слегка подуть на нее Там?.. Сможет ли он заставить женщину, ощущающую каждое движение воздуха, кончить, даже не прикасаясь к ней?
Для человека, способного в любой момент получить в свою постель практически любую девушку, было всего два способа не пресытиться и не впасть в черную меланхолию - жениться или сделать из этого своего рода вид спорта. И если первое, как и разговоры о полномочиях и территориях, не входило ни в интересы, ни в полномочия Эрика, то второе он возвел в степень почти олимпийской дисциплины. Для Эрика Лючия была трофеем. И дорожку, по которой он дойдет до заветной цели, еще предстояло выбрать. До сих пор Лацетти не отпускал ее от себя, и рядом с ним, низкорослым, агрессивным и неприятным, Лючия смотрелась еще соблазнительней из-за нелепости такого мезальянса. Впрочем, в жизни нет гармонии - гармония есть только в музыке.
- За пультом сегодня Дариони,- проговорил Эрик на прощание, когда разговор был закончен,- надеюсь встретить вас там, мадемуазель.
Лючия посмотрела на него глубокими темными глазами и улыбнулась - холодно, как только что выброшенная на берег умирающая русалка.
- Se vuole signor Lazzetti (если пожелает синьор Лацетти),- ответила она, и секретарь не стал переводить.
Эрик про себя усмехался - удачность подобных встреч для него всего измерялась количеством взглядов. Недоступные женщины обычно позволяли себе три или четыре - это означало "Да". Очень недоступные - два, не больше. И это значило "Да, но если мой муж узнает..." Лючия посмотрела на него лишь единожды. И этот взгляд не значил ровным счетом ничего. Эрик опустился в кресло и закинул ногу на ногу. Чем сложнее игра, тем увлекательней. Интересно, что почувствовала мадемуазель Лючия, когда Эрик обратился к ней? Ощутила ли она, что воздух стал гуще и жарче от его возбуждения. Часто ли она путала ложь и интерес к себе?
- ...и интересно, заводит ли ее старина Вольфганг также, как меня,- произнес он вслух так, словно продолжал начатый разговор.
Секретарь, вздрогнув, едва не выронил папку с бумагами. Эрик посмотрел на него с любопытством. Тип этот почти всегда умел держать себя в руках - по его лицу невозможно было определить, о чем он думает, и думает ли вообще. Но сегодня что-то было не так. Не нужно было быть Лючией, чтобы заметить, что секретарь напряжен. Неужели его так взволновал разговор с Лацетти, настолько выбил из колеи.
- Что с тобой такое? - раздраженно бросил Эрик,- открой бутылку и налей себе,- распорядился он,- неужели ты думаешь, что Лацетти объявит мне vendetta mortale, если я трахну его senziente?
- Лацетти - опасный человек,- пробка вышла из горлышка с легким хлопком. Багряное вино наполнило прозрачный хрусталь бокала. Секретарь протянул один Эрику, второй сжал пальцами так. словно боялся выронить.
- Лацетти - крикливый идиот,- отмахнулся Эрик.
Вино было терпким, слегка горчило. Но он его лишь пригубил - к вечеру необходимо было сохранить трезвую голову.
Секретарь посмотрел на него вдруг решительно и прямо - на мгновение Эрику показалось, что он вот-вот готов изречь какое-то страшное откровение, способное перевернуть его мироустои.
- Дариони - бездарность,- наконец выговорил он.
- А ты - ксенофоб,- отозвался Эрик,- лучше подготовь бумаги, о которых говорил мой венценосный папаша. Завтра он будет разбираться с этим Лацетти сам, а с меня взятки гладки - я сделал все, что мог.
- И сделали бы больше, будь на то ваша воля.
Эрик посмотрел на него сквозь подернутую рябью призму хрусталя.
- Ты забываешься,- заметил он негромко, но все еще мягко. Даже сейчас, в расслабленном итальянском настроении, Эрик чувствовал, что в воздухе сгущаются настоящие свинцовые немецкие тучи - помощник чего-то недоговаривал, и сложно было решить, достаточно ли это важно, чтобы пытаться это выведать.
Эрик решил, что нет.
- Я так понимаю, в оперу ты сопровождать меня не будешь? - уточнил он очевидное.
- Бумаги для вашего отца,- напомнил секретарь.
Эрик мягко кивнул.
- Дариони - вовсе не бездарность,- патетично заметил он наконец,- просто он не умеет ценить andante, не знает цену тишине.
***
- Неужели он настолько глуп, что попадется на это? - голос в трубке звучит низко и хрипло, словно собеседник простужен или старается, чтобы его не узнали.
- Боюсь, что он не глуп - просто он видит одну опасность, не замечая другую. Болезнь победителей, не умеющих проигрывать.
- Идиот,- на этот раз в тоне звучит досада и раздражение,- что будет, если у них это удастся?
- Никто не знает,- ответ - максимально нейтральный, без единой нотки сомнения.
- Но ты-то знаешь,- голос нисходит почти до шепота.
- Война.
- Война,- повторяет, как эхо.
***
- Соня Прина сегодня была немного не в голосе,- Эрик прихватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского и улыбнулся, нарочито небрежно скользнул глазами по Лацетти, остановил взгляд на Лючии. Та - молчаливая, упакованная в синий шелк, - стояла рядом с ним, изредка озираясь по сторонам. Платье - узкое, как перчатка - в нем кажется, что ее тело все целиком отлито из карамельного пластика. Эрик представил себе, как его пальцы сминают этот шелк, задирая на бедрах Лючии скользкую юбку. Она так ни разу на него и не посмотрела. Ни сидя в ложе, когда он время от времени поглядывал на нее - Лючия сидела, сложив руки на бортике, безучастно глядя на сцену. Любопытно, как такой шквал чувств, как в зале Оперы, не сбивал ее с ног? Как, должно быть, болезненны для нее были взрывы аплодисментов - интересно, нравится ли ей, когда ее мучают и стегают по-настоящему? Сам Эрик был не большим любителем этого дела, но ради Лючии отчего бы не попробовать?
- Pour se c'è qualcosa di altro che questo pop? (Здесь наливают что-то еще, кроме этой шипучки?)- прихватить собственного переводчика Лацетти не потрудился, а разъяснять ему значение своих слов на пальцах Эрик не собирался. Он улыбнулся нарочито вежливо - в искусстве доведения людей до белого каления он был чуть ли не большим мастером, чем в охоте на женщин. Лацетти состроил кривую ухмылку и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал прочь. Лючия осталась стоять на месте, как прибитая.
- Ваш босс убегает,- Эрик поднял бокал, решив, что в этой игре должны быть соблюдены все правила - иначе не стоит и начинать. Лючия опустила длинные темные ресницы, а потом наконец подняла на него глаза - во второй раз.
- Вы... как это говорится? - buffo ometto,- выговорила она. Голос у Лючии был - чистейшее контральто, Эрик, слышавший от нее до сих пор не больше пары слов, сейчас и сам почти ощутил, как завибрировал воздух от этих звуков. Должно быть, чтобы приласкать себя, этой женщине достаточно начать говорить самой с собой. - но при этом - такой искусный лицемер.
- Быть лицемером - это почти синоним бытия принцем,- ответил Эрик, стараясь, чтобы и его голос зазвучал с ней в унисон - без резких переходов, без изменения такта и тональности,- но смешным меня еще не называли.
- Ложь,- ответила она спокойно. Эрику на мгновение стало холодно - его охватила необъяснимая, гнетущая тревога, словно он увидел в ее глазах отражение красной точки лазерного прицела у себя на лбу. Память услужливо подкинула давно забытый образ. Темная спальня, сбитое дыхание, ловкие твердые руки и шепот: "Ты смешная обезьянка".
Но откуда Лючии это знать? Неужели она чувствует ложь, даже если собеседник и сам не помнит, что лжет?
- Как, должно быть, скучно жить, когда точно знаешь, кто тебе врет, а кто нет,- он поспешил отогнать от себя воспоминание. Оно будило совсем уж неуместные эмоции. Так давно, что и не вспомнить, сколько ему тогда было лет? Тринадцать? Да, кажется, так. Тот, другой, казался почти недостижимо старше. Ублюдок. Во всех смыслах этого слова.
- Верно,- Лючия пригладила едва заметную складку на синем шелке. Провела ладонью вверх от талии к груди, замерла на линии декольте и снова уронила руку. Эрик проследил за этим маневром, как загипнотизированный,- но вы... Вы - такой искусный лицемер, как я уже сказала. Вы лжете постоянно, ведь так?
Парадокс лжеца - Эрик чуть не рассмеялся в голос. Сказать "Да" и замкнуть ее систему. Сказать "нет" - и солгать.
- Я не чувствую вас,- она сделала один короткий шаг и замерла. Эрик поймал себя на том, что теряется в собственных чувствах и мыслях - казалось, Лючия не только нащупала его слабую точку, но и нанесла точный сокрушительный удар по ней - прямо в яблочко, словно она не только чувствовала, когда ей лгут, но и знала правду, могла читать мысли.
- Словно вы не дышите,- Эрик увидел, как тонкий, раздвоенный на конце язык, прошелся по нижней губе Лючии. Казалось, она вот-вот схлынет, покажет свой истинный облик - и это возбуждало. - словно ваше сердце не бьется, а кровь холодна, как моя.
Ну конечно. Эрик на миг ощутил себя прямо-таки охотником-гриммом. Прекрасная Лючия не чувствовала жара собственной крови, и потому могла ощущать тепло чужих тел, ритм чужих сердец.
- Уверяю вас, мадемуазель, это не так,- он говорил - как и она - на французском, но неожиданно Эрику захотелось перейти на итальянский. Вот он, язык, который заставит ее согреться, а потом и затрепетать. Вот та вибрация, которая сделает ее контральто поистине смертоносным.
- Vuoi controllare (хотите проверить?)? - произнес он, почти ощущая, как от этих слов бокал в его пальцах завибрировал.
- Perché no? (Почему бы нет?) - она огляделась, не поворачивая корпуса. Двигалась лишь ее шея - Эрик смотрел, как загипнотизированный, не отводя глаз. - guidamе (ведите).
***
- Они уезжают, слишком поздно! - дрожащие пальцы сжимают трубку. Вторая рука на руле нервно сжимается в кулак.
- Он с охраной?
- Нет, садится за руль сам. Сфераглиарре подчиняют волю - сперва ослабит, потом ударит. На приеме ни одного гримма - о том, кто она, я и сам узнал недавно,- пауза. Напряженная - вопрос, повисший в воздухе, необходимо задать,- я должен был его отговорить идти? Остановить?
- Чтобы отговорить Эрика идти в оперу, нужно его связать и бросить в чулан,- голос в трубке - усталый, кажется, почти обреченный,- к тому же Лацетти - опасный тип. Он наверняка все устроил так, чтобы она увела его беспрепятственно. Ну каков все-таки идиот.
- Я поеду за ним. Сделаю, что смогу.
- Если бы только Лацетти соизволил подождать пару лет,- голос звучит сокрушенно, но в досаде этой больше нарочитости,- я бы даже помог ему в этом деле.
Подмывает сказать в трубку тоном сфераглиарре "Ложь", но вместо этого - просто нажать кнопку отбоя.
***
В номере было прохладно, но Эрика это лишь подстегивало. Лючия прошла вглубь темной комнаты, остановилась спиной к окну. Всего третий этаж - уличный свет очерчивал ее плавный тонкий силуэт. Она начала изгибаться, освобождаясь из платья, как змея сбрасывает кожу, чуть покачиваться - ритмично, как стрелка метронома. Эрик чувствовал музыку ее движений, словно и сам стал ею. Словно она была права, и кровь его охладела до комнатной температуры, и теперь, чтобы сердце билось, нужно было следовать этому волшебному ритму.
Лючия подняла руки над головой, медленно и изящно согнула одну в локте, затем - вторую. Теперь ее фигура стала похожа на кобру, раскинувшую свой капюшон.
Платье упало к ногам Лючии, и она переступила через него. Эрик чувствовал, как воротник и галстук болезненно давят на горло. Один резкий рывок - и он сорвал с шеи удавку. Несколько пуговиц отлетело в сторону.
- Я знаю, чего ты хотел,- под гладкой синей оболочкой, естественно, ни лоскута лишней ткани - только смуглая кожа - холодная, как воздух в комнате. Лючия в два шага пересекла комнату и опустилась в глубокое кресло. Закинула ногу на ручку, опустила ладонь на колено и замерла,- сделай это.
Эрик облизнулся. Да, кажется, она и правда могла читать мысли. Могла проникать в них, как змея проползает в заросли высокой травы. Лежать там недвижно, чтобы наконец нанести удар.
Эрик вздрогнул. Лючия усмехнулась.
- Боишься? - спросила она по-итальянски, и Эрик понял, что отступать ему некуда.
Он опустился на одно колено, не прикасаясь к Лючии. Снова облизнулся. Она смотрела на него сверху вниз, выжидающе. Он медленно вдохнул носом воздух, заметив, как Лючия едва заметно дрогнула. Она везде была также совершенна, как до того, как высвободиться из платья. Ни единого волоска, ни одной лишней линии. Гармонична, как музыка. Эрик плавно выпустил воздух между сложенных трубочкой губ. Лючия удовлетворенно выдохнула, откинула голову на спинку кресла - лишь на мгновение. Эрик почувствовал, как ее ледяная рука опустила ему на голову, пальцы запутались в волосах, снова отпустили. Еще один его выдох - на этот раз Эрик склонился еще ниже, почти коснулся ее. Ладонь скользнула ниже - по шее, и Эрик ощутил, как вслед за этим касанием по его коже начинает струиться шелк.
Интересно - если коснуться языком, она застонет? Ему отчего-то снова - второй раз за вечер, чаще, чем в последние десять лет, вспомнилась другая темнота другой комнаты. И его собственные подавленные стоны. Прикосновения горячих рук к бедрам и холодных простыней к спине. Шелк, накрывший шею, теперь спускался ниже, по правому плечу, и Эрик почувствовал, как перед глазами все начинает плыть.
На мгновение он словно очнулся. И пробуждение это было страшным - что он делает? Стоит посреди комнаты на коленях, позволяя огромной смуглой змее смотреть, как по его плечу стекает... кровь?
За секунду до того, как потерять сознание, Эрик ухватился что было сил за возникший секунду назад образ. Руки. Смешанные в единой гармонии вздохи. Запретная, непростительная гонка за секундным удовольствием и кисловатый привкус стыда. Лючия сама вытащила эти картины из его памяти, сама подсунула их ему, чтобы заставить открыть разум для своего воздействия.
Холодная. Безошибочная. Гармоничная, как музыка.
Сквозь собственные оглушительные вздохи Эрик слышал какой-то треск и хлопок. Шипение, словно змее наступили на хвост. Еще один хлопок - и тишина.
***
- Он жив? - невозможно понять, есть ли в этом голосе тревога - хоть капля?
- Даже почти не ранен. Она не успела ввести яд. - пауза,- оставить его здесь?
- Рядом с трупом? Мы же хотим предотвратить войну, помнишь? - на этот раз это точно насмешка. Но беззлобная. Насмешка того, кто осознал, что самое страшное позади и можно посмеяться в лицо оставшимся опасностям,- тогда уж можно убить его, пока он без сознания.
- Я понял. Никто ничего не узнает.
- Лацетти узнает. Но будет молчать. Только дурак не поймет, что это он подослал сфераглиарре. А это уже совсем другое дело, чем случайная смерть наследника от инфаркта.
- Я все сделаю. Сомневаюсь, что после общения с ней, он что-то вспомнит.
Еще одна пауза.
- И последнее,- вздох в трубку. Секунда тишины, словно собеседнику надо собраться с мыслями,- самое главное, чтобы он ни о чем не узнал. Особенно о том, что это мы решили его спасти...
Впервые за два вечера - настоящие эмоции, неужели?
- ...до поры.
URL записиНазвание: Змея.
Автор: Wotton
Персонажи: Эрик Ренар/ОЖП, намеки на Ренароинцест, Канарейка
Рейтинг: до R
Жанр: недотриллер
Статус: закончен
Предупреждения: частичный ООС, действие происходит лет за 7 до событий сериала.
От автора: Авторы сериала напридумывали уже столько разных тварей, что одной меньше, одной больше - подумаешь) Эрика нет в тэгах, я считаю это как-то несправедливо)
читать дальшеСегодня у Эрика было итальянское настроение. Он распорядился даже, чтобы вечером за пультом стоял Дариони, хотя обычно его нервная путанная манера дирижировать раздражала его.
- Приехать в Вену и не послушать Волшебную Флейту - это настоящее кощунство! - заявил он Лацетти, главе одной из ветвей Семьи, на утренней встрече. Но даже у Моцарта сегодня должен быть привкус Кьянти, горгонзолы и солнца.
Вообще-то утреннюю встречу можно было назвать неудачной - к соглашению они так и не пришли, отец будет недоволен, но Эрику было глубоко на это наплевать. Решение вопросов дележки территорий и влияния не входило ни в зону его интересов, ни во множество его полномочий. Он так и заявил Лацетти - как скажет Король, так и будет, а в его, Эрика, обязанности входило известить господина Лацетти о новых условиях Средиземноморского соглашения.
- Dillo a quel bastardo, non mi importa di queste condizioni (скажи этому ублюдку, что мне плевать на его условия),- выплюнул Лацетти.
Секретарь, чуть поморщившись, перевел:
- Господин Лацетти не находит возможным принять обозначенные условия.
Эрик мягко улыбнулся. По сути, беседу эту можно было сделать вдвое короче, избавив секретаря от необходимости переводить каждое слово. Эрик свободно говорил на четырех языках, придавая своему английскому британский акцент, а итальянскому - флорентийское звучание, но последнее было его маленьким секретом. Как иначе он услышал бы о себе столько приятного из уст этого итальянского пони, мнящего себя арабским скакуном. Впрочем, об ублюдках Эрик знал предостаточно, и слово это не всегда имело оттенок оскорбления, так что на этот раз он решил спустить грубость мимо ушей.
- Передай господину Лацетти, что это не мои условия. Это условия моего отца,- в сотый раз за утро повторил он. Секретарь нервно моргнул. Он всегда начинал нервничать в конфликтных ситуациях, когда стороны переходили на крики и оскорбления. Эрик держал его при себе отчасти из-за того, что в конфликтных ситуациях, где стороны жалили друг друга молча, как осы, секретарь наоборот собирался и был неизменно полезен. А отчасти - ради таких вот моментов, как сейчас. Наблюдать за ним было очень забавно.
Лацетти раздраженно грохнул ладонью по столу.
- Allora che cosa diavolo sto parlando con lui?! (тогда какого черта я с ним разговариваю?!)- выкрикнул он.
Эрика весь этот спектакль в стиле Руццанте начинал уже утомлять. Он заставил себя подняться в такую рань не ради того, чтобы выслушивать оскорбления в свой адрес - и даже не ради одобрения отца, которому и самому не хотелось встречаться с Лацетти. Эрику не было никакого дела ни до трассы Париж-Лозанна-Венеция, ни до поставок оружия через Альпы, ни до позиции Берлускони. Все дело было в ней, в Лючии.
Лацетти брал ее с собой всюду, где появлялся. Вовсе не для того, чтобы похвастаться хорошенькой помощницей - дорогих аксессуаров от Гуччи у него и так было предостаточно. Лючия была вессеном - Эрик никак не мог вспомнить ее длинное итальянское название. Зато умения ее были ему хорошо известны. Лючия по малейшему движению воздуха в комнате, по малейшему изменению температуры и влажности, могла определить, что собеседник лжет. Ходячий полиграф. Абсолютный чувствительный прибор, способный засечь и локализовать крошечную капельку пота на лбу у лжеца. За сегодняшнее утро она ни разу не склонилась к Лацетти, сообщая, что Эрик кривит душой.
Эрику, впрочем, не было дела до ее способностей - ему ходячий полиграф был ни к чему. Его функции успешно выполняли два или три плечистых бритоголовых охранника, способных заставить говорить правду даже того, кто ее не знал. Ему было интересно, что будет, если, разведя в стороны стройные смуглые ноги Лючии, слегка подуть на нее Там?.. Сможет ли он заставить женщину, ощущающую каждое движение воздуха, кончить, даже не прикасаясь к ней?
Для человека, способного в любой момент получить в свою постель практически любую девушку, было всего два способа не пресытиться и не впасть в черную меланхолию - жениться или сделать из этого своего рода вид спорта. И если первое, как и разговоры о полномочиях и территориях, не входило ни в интересы, ни в полномочия Эрика, то второе он возвел в степень почти олимпийской дисциплины. Для Эрика Лючия была трофеем. И дорожку, по которой он дойдет до заветной цели, еще предстояло выбрать. До сих пор Лацетти не отпускал ее от себя, и рядом с ним, низкорослым, агрессивным и неприятным, Лючия смотрелась еще соблазнительней из-за нелепости такого мезальянса. Впрочем, в жизни нет гармонии - гармония есть только в музыке.
- За пультом сегодня Дариони,- проговорил Эрик на прощание, когда разговор был закончен,- надеюсь встретить вас там, мадемуазель.
Лючия посмотрела на него глубокими темными глазами и улыбнулась - холодно, как только что выброшенная на берег умирающая русалка.
- Se vuole signor Lazzetti (если пожелает синьор Лацетти),- ответила она, и секретарь не стал переводить.
Эрик про себя усмехался - удачность подобных встреч для него всего измерялась количеством взглядов. Недоступные женщины обычно позволяли себе три или четыре - это означало "Да". Очень недоступные - два, не больше. И это значило "Да, но если мой муж узнает..." Лючия посмотрела на него лишь единожды. И этот взгляд не значил ровным счетом ничего. Эрик опустился в кресло и закинул ногу на ногу. Чем сложнее игра, тем увлекательней. Интересно, что почувствовала мадемуазель Лючия, когда Эрик обратился к ней? Ощутила ли она, что воздух стал гуще и жарче от его возбуждения. Часто ли она путала ложь и интерес к себе?
- ...и интересно, заводит ли ее старина Вольфганг также, как меня,- произнес он вслух так, словно продолжал начатый разговор.
Секретарь, вздрогнув, едва не выронил папку с бумагами. Эрик посмотрел на него с любопытством. Тип этот почти всегда умел держать себя в руках - по его лицу невозможно было определить, о чем он думает, и думает ли вообще. Но сегодня что-то было не так. Не нужно было быть Лючией, чтобы заметить, что секретарь напряжен. Неужели его так взволновал разговор с Лацетти, настолько выбил из колеи.
- Что с тобой такое? - раздраженно бросил Эрик,- открой бутылку и налей себе,- распорядился он,- неужели ты думаешь, что Лацетти объявит мне vendetta mortale, если я трахну его senziente?
- Лацетти - опасный человек,- пробка вышла из горлышка с легким хлопком. Багряное вино наполнило прозрачный хрусталь бокала. Секретарь протянул один Эрику, второй сжал пальцами так. словно боялся выронить.
- Лацетти - крикливый идиот,- отмахнулся Эрик.
Вино было терпким, слегка горчило. Но он его лишь пригубил - к вечеру необходимо было сохранить трезвую голову.
Секретарь посмотрел на него вдруг решительно и прямо - на мгновение Эрику показалось, что он вот-вот готов изречь какое-то страшное откровение, способное перевернуть его мироустои.
- Дариони - бездарность,- наконец выговорил он.
- А ты - ксенофоб,- отозвался Эрик,- лучше подготовь бумаги, о которых говорил мой венценосный папаша. Завтра он будет разбираться с этим Лацетти сам, а с меня взятки гладки - я сделал все, что мог.
- И сделали бы больше, будь на то ваша воля.
Эрик посмотрел на него сквозь подернутую рябью призму хрусталя.
- Ты забываешься,- заметил он негромко, но все еще мягко. Даже сейчас, в расслабленном итальянском настроении, Эрик чувствовал, что в воздухе сгущаются настоящие свинцовые немецкие тучи - помощник чего-то недоговаривал, и сложно было решить, достаточно ли это важно, чтобы пытаться это выведать.
Эрик решил, что нет.
- Я так понимаю, в оперу ты сопровождать меня не будешь? - уточнил он очевидное.
- Бумаги для вашего отца,- напомнил секретарь.
Эрик мягко кивнул.
- Дариони - вовсе не бездарность,- патетично заметил он наконец,- просто он не умеет ценить andante, не знает цену тишине.
***
- Неужели он настолько глуп, что попадется на это? - голос в трубке звучит низко и хрипло, словно собеседник простужен или старается, чтобы его не узнали.
- Боюсь, что он не глуп - просто он видит одну опасность, не замечая другую. Болезнь победителей, не умеющих проигрывать.
- Идиот,- на этот раз в тоне звучит досада и раздражение,- что будет, если у них это удастся?
- Никто не знает,- ответ - максимально нейтральный, без единой нотки сомнения.
- Но ты-то знаешь,- голос нисходит почти до шепота.
- Война.
- Война,- повторяет, как эхо.
***
- Соня Прина сегодня была немного не в голосе,- Эрик прихватил с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского и улыбнулся, нарочито небрежно скользнул глазами по Лацетти, остановил взгляд на Лючии. Та - молчаливая, упакованная в синий шелк, - стояла рядом с ним, изредка озираясь по сторонам. Платье - узкое, как перчатка - в нем кажется, что ее тело все целиком отлито из карамельного пластика. Эрик представил себе, как его пальцы сминают этот шелк, задирая на бедрах Лючии скользкую юбку. Она так ни разу на него и не посмотрела. Ни сидя в ложе, когда он время от времени поглядывал на нее - Лючия сидела, сложив руки на бортике, безучастно глядя на сцену. Любопытно, как такой шквал чувств, как в зале Оперы, не сбивал ее с ног? Как, должно быть, болезненны для нее были взрывы аплодисментов - интересно, нравится ли ей, когда ее мучают и стегают по-настоящему? Сам Эрик был не большим любителем этого дела, но ради Лючии отчего бы не попробовать?
- Pour se c'è qualcosa di altro che questo pop? (Здесь наливают что-то еще, кроме этой шипучки?)- прихватить собственного переводчика Лацетти не потрудился, а разъяснять ему значение своих слов на пальцах Эрик не собирался. Он улыбнулся нарочито вежливо - в искусстве доведения людей до белого каления он был чуть ли не большим мастером, чем в охоте на женщин. Лацетти состроил кривую ухмылку и, развернувшись на каблуках, решительно зашагал прочь. Лючия осталась стоять на месте, как прибитая.
- Ваш босс убегает,- Эрик поднял бокал, решив, что в этой игре должны быть соблюдены все правила - иначе не стоит и начинать. Лючия опустила длинные темные ресницы, а потом наконец подняла на него глаза - во второй раз.
- Вы... как это говорится? - buffo ometto,- выговорила она. Голос у Лючии был - чистейшее контральто, Эрик, слышавший от нее до сих пор не больше пары слов, сейчас и сам почти ощутил, как завибрировал воздух от этих звуков. Должно быть, чтобы приласкать себя, этой женщине достаточно начать говорить самой с собой. - но при этом - такой искусный лицемер.
- Быть лицемером - это почти синоним бытия принцем,- ответил Эрик, стараясь, чтобы и его голос зазвучал с ней в унисон - без резких переходов, без изменения такта и тональности,- но смешным меня еще не называли.
- Ложь,- ответила она спокойно. Эрику на мгновение стало холодно - его охватила необъяснимая, гнетущая тревога, словно он увидел в ее глазах отражение красной точки лазерного прицела у себя на лбу. Память услужливо подкинула давно забытый образ. Темная спальня, сбитое дыхание, ловкие твердые руки и шепот: "Ты смешная обезьянка".
Но откуда Лючии это знать? Неужели она чувствует ложь, даже если собеседник и сам не помнит, что лжет?
- Как, должно быть, скучно жить, когда точно знаешь, кто тебе врет, а кто нет,- он поспешил отогнать от себя воспоминание. Оно будило совсем уж неуместные эмоции. Так давно, что и не вспомнить, сколько ему тогда было лет? Тринадцать? Да, кажется, так. Тот, другой, казался почти недостижимо старше. Ублюдок. Во всех смыслах этого слова.
- Верно,- Лючия пригладила едва заметную складку на синем шелке. Провела ладонью вверх от талии к груди, замерла на линии декольте и снова уронила руку. Эрик проследил за этим маневром, как загипнотизированный,- но вы... Вы - такой искусный лицемер, как я уже сказала. Вы лжете постоянно, ведь так?
Парадокс лжеца - Эрик чуть не рассмеялся в голос. Сказать "Да" и замкнуть ее систему. Сказать "нет" - и солгать.
- Я не чувствую вас,- она сделала один короткий шаг и замерла. Эрик поймал себя на том, что теряется в собственных чувствах и мыслях - казалось, Лючия не только нащупала его слабую точку, но и нанесла точный сокрушительный удар по ней - прямо в яблочко, словно она не только чувствовала, когда ей лгут, но и знала правду, могла читать мысли.
- Словно вы не дышите,- Эрик увидел, как тонкий, раздвоенный на конце язык, прошелся по нижней губе Лючии. Казалось, она вот-вот схлынет, покажет свой истинный облик - и это возбуждало. - словно ваше сердце не бьется, а кровь холодна, как моя.
Ну конечно. Эрик на миг ощутил себя прямо-таки охотником-гриммом. Прекрасная Лючия не чувствовала жара собственной крови, и потому могла ощущать тепло чужих тел, ритм чужих сердец.
- Уверяю вас, мадемуазель, это не так,- он говорил - как и она - на французском, но неожиданно Эрику захотелось перейти на итальянский. Вот он, язык, который заставит ее согреться, а потом и затрепетать. Вот та вибрация, которая сделает ее контральто поистине смертоносным.
- Vuoi controllare (хотите проверить?)? - произнес он, почти ощущая, как от этих слов бокал в его пальцах завибрировал.
- Perché no? (Почему бы нет?) - она огляделась, не поворачивая корпуса. Двигалась лишь ее шея - Эрик смотрел, как загипнотизированный, не отводя глаз. - guidamе (ведите).
***
- Они уезжают, слишком поздно! - дрожащие пальцы сжимают трубку. Вторая рука на руле нервно сжимается в кулак.
- Он с охраной?
- Нет, садится за руль сам. Сфераглиарре подчиняют волю - сперва ослабит, потом ударит. На приеме ни одного гримма - о том, кто она, я и сам узнал недавно,- пауза. Напряженная - вопрос, повисший в воздухе, необходимо задать,- я должен был его отговорить идти? Остановить?
- Чтобы отговорить Эрика идти в оперу, нужно его связать и бросить в чулан,- голос в трубке - усталый, кажется, почти обреченный,- к тому же Лацетти - опасный тип. Он наверняка все устроил так, чтобы она увела его беспрепятственно. Ну каков все-таки идиот.
- Я поеду за ним. Сделаю, что смогу.
- Если бы только Лацетти соизволил подождать пару лет,- голос звучит сокрушенно, но в досаде этой больше нарочитости,- я бы даже помог ему в этом деле.
Подмывает сказать в трубку тоном сфераглиарре "Ложь", но вместо этого - просто нажать кнопку отбоя.
***
В номере было прохладно, но Эрика это лишь подстегивало. Лючия прошла вглубь темной комнаты, остановилась спиной к окну. Всего третий этаж - уличный свет очерчивал ее плавный тонкий силуэт. Она начала изгибаться, освобождаясь из платья, как змея сбрасывает кожу, чуть покачиваться - ритмично, как стрелка метронома. Эрик чувствовал музыку ее движений, словно и сам стал ею. Словно она была права, и кровь его охладела до комнатной температуры, и теперь, чтобы сердце билось, нужно было следовать этому волшебному ритму.
Лючия подняла руки над головой, медленно и изящно согнула одну в локте, затем - вторую. Теперь ее фигура стала похожа на кобру, раскинувшую свой капюшон.
Платье упало к ногам Лючии, и она переступила через него. Эрик чувствовал, как воротник и галстук болезненно давят на горло. Один резкий рывок - и он сорвал с шеи удавку. Несколько пуговиц отлетело в сторону.
- Я знаю, чего ты хотел,- под гладкой синей оболочкой, естественно, ни лоскута лишней ткани - только смуглая кожа - холодная, как воздух в комнате. Лючия в два шага пересекла комнату и опустилась в глубокое кресло. Закинула ногу на ручку, опустила ладонь на колено и замерла,- сделай это.
Эрик облизнулся. Да, кажется, она и правда могла читать мысли. Могла проникать в них, как змея проползает в заросли высокой травы. Лежать там недвижно, чтобы наконец нанести удар.
Эрик вздрогнул. Лючия усмехнулась.
- Боишься? - спросила она по-итальянски, и Эрик понял, что отступать ему некуда.
Он опустился на одно колено, не прикасаясь к Лючии. Снова облизнулся. Она смотрела на него сверху вниз, выжидающе. Он медленно вдохнул носом воздух, заметив, как Лючия едва заметно дрогнула. Она везде была также совершенна, как до того, как высвободиться из платья. Ни единого волоска, ни одной лишней линии. Гармонична, как музыка. Эрик плавно выпустил воздух между сложенных трубочкой губ. Лючия удовлетворенно выдохнула, откинула голову на спинку кресла - лишь на мгновение. Эрик почувствовал, как ее ледяная рука опустила ему на голову, пальцы запутались в волосах, снова отпустили. Еще один его выдох - на этот раз Эрик склонился еще ниже, почти коснулся ее. Ладонь скользнула ниже - по шее, и Эрик ощутил, как вслед за этим касанием по его коже начинает струиться шелк.
Интересно - если коснуться языком, она застонет? Ему отчего-то снова - второй раз за вечер, чаще, чем в последние десять лет, вспомнилась другая темнота другой комнаты. И его собственные подавленные стоны. Прикосновения горячих рук к бедрам и холодных простыней к спине. Шелк, накрывший шею, теперь спускался ниже, по правому плечу, и Эрик почувствовал, как перед глазами все начинает плыть.
На мгновение он словно очнулся. И пробуждение это было страшным - что он делает? Стоит посреди комнаты на коленях, позволяя огромной смуглой змее смотреть, как по его плечу стекает... кровь?
За секунду до того, как потерять сознание, Эрик ухватился что было сил за возникший секунду назад образ. Руки. Смешанные в единой гармонии вздохи. Запретная, непростительная гонка за секундным удовольствием и кисловатый привкус стыда. Лючия сама вытащила эти картины из его памяти, сама подсунула их ему, чтобы заставить открыть разум для своего воздействия.
Холодная. Безошибочная. Гармоничная, как музыка.
Сквозь собственные оглушительные вздохи Эрик слышал какой-то треск и хлопок. Шипение, словно змее наступили на хвост. Еще один хлопок - и тишина.
***
- Он жив? - невозможно понять, есть ли в этом голосе тревога - хоть капля?
- Даже почти не ранен. Она не успела ввести яд. - пауза,- оставить его здесь?
- Рядом с трупом? Мы же хотим предотвратить войну, помнишь? - на этот раз это точно насмешка. Но беззлобная. Насмешка того, кто осознал, что самое страшное позади и можно посмеяться в лицо оставшимся опасностям,- тогда уж можно убить его, пока он без сознания.
- Я понял. Никто ничего не узнает.
- Лацетти узнает. Но будет молчать. Только дурак не поймет, что это он подослал сфераглиарре. А это уже совсем другое дело, чем случайная смерть наследника от инфаркта.
- Я все сделаю. Сомневаюсь, что после общения с ней, он что-то вспомнит.
Еще одна пауза.
- И последнее,- вздох в трубку. Секунда тишины, словно собеседнику надо собраться с мыслями,- самое главное, чтобы он ни о чем не узнал. Особенно о том, что это мы решили его спасти...
Впервые за два вечера - настоящие эмоции, неужели?
- ...до поры.