Полтора месяца лихорадочного психоза, толпящихся в голове идей и работы, которую и работой назвать сложно, и вуаля.
Начиная этот опус, я и подумать не могла, что он обратится историей на 50 тысяч слов. Но так уж случилось.
Спасибо, мой дорогой Котован, за эту историю, которую я, надеюсь, передала именно так, как ты себе ее представляла. И за то, что вместе со мной прошла этот путь до конца.
Последняя глава. и обещанный хэппи-энд.
Пойду отмечу это, наконец позавтракав)
Отплытие- Теперь уже недалеко,- Леголас повернулся и подставил лицо теплому попутному ветру.
Они были в море уже так долго, что бросили считать дни. Но это не имело ровным счетом никакого значения - после стольких лет, проведенных в серой пустыне отчаяния, Леголас наконец ощущал в себе способность двигаться вперед. Он полюбил море, едва увидел его, и теперь оно было ему другом и союзником, ведущим к цели.
Из Минас-Тирита они с Гимли выехали вскоре после коронации нового государя Эльдариона. Путь их лежал прямо на север - ни гном, ни эльф не сочли нужным сворачивать куда-то по дороге. Гимли уже много лет как оставил родной Эребор, и там прощаться ему было не с кем. Леголас же все свои слова прощания уже потратил давным-давно. Они ехали почти той же дорогой, что когда-то пришли в Гондор вслед за Элессаром, но с тех пор места, по которым они проезжали, изменились до неузнаваемости.
- Если бы я все еще мог различать яркие краски и чувствовать мир также, как прежде, мне было бы жаль оставлять этот цветущий край,- проговорил Леголас, когда они пересекали границу Рохана. Бескрайняя степь простиралась до самого горизонта, похожая на волнующееся зеленое море. Воздух упоительно пах полевыми цветами и приближающейся летней грозой,- Тебе не грустно, друг Гимли, смотреть на всю эту красоту и знать, что видишь ее в последний раз?
Гимли, несколько раз надсадно кашлянув, рассмеялся.
- Тебе различать краски мешает скорбь, которую ты так и не смог победить, друг Леголас,- ответил он,- а мне - старость, которую победить не дано никому. К тому же, все эти красоты я еще давно готов был обменять на красоту той, к кому стремится мое сердце.
К подножию Амон Хена они подъехали глубокой ночью.
Лес стоял безмолвной стеной, и лишь шум течения Андуина нарушал ночную тишину.
- Ты уверен, что хочешь остановиться здесь? - спросил Гимли, когда Леголас спешился и помог другу спуститься на землю. Эльф огляделся, помолчал пару мгновений, потом уверенно кивнул. Прислушавшись к себе, он не почувствовал ни единого укола боли, ни единой волны горькой печали. Это было всего лишь место, которое за сто с лишним лет поросло новой травой, и даже следа крови того, кто здесь пал, не осталось.
- Я хочу послушать о той славной битве,- тихо ответил эльф, и Гимли сперва непонимающе посмотрел на него, потом кивнул.
- Я пока вздремну,- он устроился между широких корней дерева и завернулся в свой плащ,- что-то я устал...
Леголас услышал, как сиплое дыхание гнома выровнялось, когда он заснул, едва закрыв глаза, и лишь после этого шагнул в темную чащу.
Деревья здесь были молчаливы - много боли испытала эта земля, много крови напоило ее, а она, в свою очередь, питала этими соками темные стволы. И даже теперь, когда почти повсюду царили мир и порядок, эти леса могли лишь стонать от полузабытой фантомной боли.
Но из этих стонов, из этого обрывочного шепота Леголас сложил, как ужасную мозаику, историю о славной кончине своего единственного. Он падал, но поднимался - шуршали листья - он вырвал одну из стрел из груди и отбросил ее. Он сжимал свой меч, скользя по черной крови. Он задыхался, поднося к губам сигнальный рог. И когда его щит был пробит, а меч сломан, он и тогда не оставил борьбы, не сдался.
- Но потом он упал,- повторил Леголас едва слышно вслед за движением ветра в ветвях,- и больше подняться не смог...
Эльф вернулся из чащи на рассвете, и проснувшийся Гимли не заметил в его лице ни печали, ни боли. Леголас улыбался. Гном хотел спросить его, что же он такое услышал от деревьев, но передумал - весь день Леголас был словно не с ним. Он молчал, и взгляд его затуманенных глаз блуждал в краях, обычному взору невидимых.
После этой остановки, друзья нигде больше не задерживались надолго. Увядающий Лотлориэн Леголас проехал чуть ли не с закрытыми глазами. Он знал, что эта земля умирает, и не хотел видеть места, где был счастлив, такими. Гимли в Золотом лесу тоже охватила печаль. Эльф слышал, как спутник его старается скрыть всхлипы.
- Прости старика,- бормотал он, хотя Леголас ни о чем его не спрашивал - все и так было понятно,- здесь без нее все не то. Все не так. Вот уж воистину - с уходом эльфов, с этой земли ушло так много красоты.
- Но осталась красота иная,- мягко напомнил ему Леголас,- и родилась красота новая, пришло время иным поколениям строить там, где старое отжило свое. И здесь тоже встанет новый лес и придут новые хозяева, чтобы вырастить его.
- Хорошо, что нас не будет,- хмыкнул Гимли в бороду,- не могу себе представить, каково это - быть как камень посреди бурной реки. В пору пожалеть твоих сородичей, Леголас.
- Вода камень точит,- туманно ответил эльф,- и сородичи мои в большинстве своем помнят об этом и учатся с этим жить.
В Ривенделле путников встречали сыновья Элронда. Элладан и Элрохир, так и не уплывшие на Запад, с интересом слушали вести о жизни своей сестры, и когда Гимли закончил рассказ, один из братьев печально покачал головой.
- Каждый в ответе за собственный выбор,- сказал он.
- И каждый сам избирает свой путь,- подтвердил второй,- но все же неплохо, когда в этом пути есть, на чье плечо опереться.
Близнецы обменялись понимающими взглядами, а потом, до самого отбытия друзей, рассказывали Леголасу новости из Ласгалена, которые эльф теперь слушал с интересом, но так, словно ему рассказывали предания об иных землях, а не о бывшем доме, в котором Леголас провел большую часть жизни.
Распростившись с братьями, друзья двинулись дальше, и, когда они пересекли границы Ривенделла, Леголас начал замечать, что спутник его заметно сдал. Гимли держался мужественно, но было видно, что ему тяжело продолжать путь. Он часто засыпал, сидя за спиной Леголаса, кашлял с каждым днем все надсадней, в движениях его появилась болезненная грузность, которой не было еще тогда, когда они выезжали из Минас-Тирита.
- Подкосила меня это дорога,- признал однажды Гимли, когда они остановились на ночлег на границе Хоббитании,- прости, что обременяю тебя.
- Не говори глупостей, мой добрый Гимли,- улыбнулся ему Леголас,- нам осталось совсем немного.
- Совсем немного по суше и кто знает, сколько по морю,- Гимли рассмеялся, но на него тут же напал приступ кашля, и он долго не мог с ним справиться. Но будет об этом, мой добрый Леголас. Этот старый гном еще не совсем обессилел.
Той ночью, пока Гимли спал, кряхтя и ворочаясь, Леголас опустил руку на его горячий влажный лоб и просидел так до рассвета, прогоняя дурные сны и полночный жар. Утром гном проснулся отдохнувшим и даже полным сил. С твердой уверенностью, что у него еще достаточно времени, чтобы добраться до конца пути.
К Серебряным гаваням друзья прибыли к середине лета.
***
Корабль был маленький, но очень крепкий. Леголас, который ни разу в жизни не выходил в море на таком судне, обеспокоенно оглядывал его. Весь его опыт навигации состоял в том, что на Пеленнорское поле вслед за государем он приплыл на пиратских кораблях. Но тогда править кораблем ему не пришлось. Теперь же они с Гимли готовы были выйти в открытое море и отдаться на волю волн.
- Не страшись, Леголас Трандуилион,- напутствовал его Кэрдан Корабел, провожая друзей,- так же, как прежде учился ты слушать деревья, теперь научись слышать шелест волны. Море - не враг тебе. Позволь ему нести тебя также, как прежде носили верные кони. Слушай его, полюби его, разговаривай с ним, и пусть ветер ведет. А ты - следуй.
Леголас почтительно склонил голову. Он слышал, как над морскими волнами перекрикиваются чайки, и вспомнил вдруг слова, переданные ему Владычицей Золотого леса. Она напророчила ему это путешествие еще тогда, когда он блуждал в сером мире безмолвия. И теперь, наконец, ее предсказания сбывались. Он ступил на скрипучую палубу, и соленый ветер бросил в лицо ему горсть холодных брызг. Леголас закрыл глаза и вдохнул. Он вдруг вспомнил, как много столетий назад впервые сам вышел в лес.
Он был совсем крохой тогда - едва держался на ногах, и, чтобы стоять прямо, ему приходилось цепляться за полы одежд взрослых. Эльф помнил, как под его неуверенными тихими шагами зашуршала листва. Пальцы разжались, он стоял тогда сам по себе. "Не бойся" - тихий голос отца, и Леголас почувствовал, что не боится, и шагнул вперед.
Также и теперь он оставил страх на суше, отдаваясь легкой качке, песням волн и порывам соленого ветра. И когда корабль, отчалив, заскользил вперед, Леголас не оглянулся даже, чтобы увидеть, как за его спиной исчезает знакомый берег. Он теперь был во власти Моря, и Море вело его.
Уже через пару дней пути он стал замечать, как на борту эльфийского корабля начал меняться Гимли. Он ступил на палубу дрожащим стариком. Ноги его почти не слушались, каждый вздох давался с трудом и болью. Но стоило гному вдохнуть соленый воздух морского простора, как старость словно враз отступила. Он был все еще в ее цепких темных руках, но с каждым днем становился все крепче, а вскоре Леголас заметил, что волшебным образом седина гнома отступала тоже. Гимли теперь двигался уверенней, говорил громче, а вскоре так ловко научился управляться с парусами, словно всю жизнь проплавал в море.
- Может, и дотяну я до свидания с ней, как думаешь, друг Леголас? - спрашивал он шутливо, и Леголас смеялся, а соленый ветер уносил его смех за горизонт.
Море было упрямым, и в этом упрямстве чувствовалась сила природы, с которой совладать было нельзя, можно было лишь союзничать. И Леголас, поднимаясь на нос корабля, пел буйным волнам, и они стелились перед ним. Он пел непокорному ветру, и тот наполнял паруса. Он пел бесконечному пологу звезд, и они указывали дорогу.
Никто из них не считал дни - плавание продолжалось спокойно и ровно, хотя с каждым рассветом сердце Леголаса все больше трепетало. Он чувствовал, что приближается к цели. Водная гладь вокруг была все также необозрима, но ветер переменился - Леголас почувствовал это, выйдя однажды на палубу. Над темными спокойными водами разливался молочно-розовый рассвет, и в воздухе вдруг запахло дымом костров. Этот аромат был таким знакомым, таким волнующим, что Леголас бросился к носу корабля. Он вспомнил бесконечные ночи в походе, когда лишь огонь небольшого костра разгонял тяжелую ночную мглу, и вместе с этой памятью пришла другая. Леголас ощутил вокруг своих плеч тепло сильных ласковых рук, вместе с ароматом дыма вдохнул запах родного тела - разгоряченного страстью, он почти услышал у своего уха в шелесте волн голос, который хранил в памяти, и голос этот называл его по имени так нежно, как никто и никогда не называл.
- Мы приближаемся,- крикнул эльф появившемуся на палубе Гимли, а потом отвернулся к горизонту, прикрыв глаза ладонью от восходящего солнца, всмотрелся в туманную даль. Суши еще было не видно, но эльф знал - она там, за границей тумана, и его там ждут. Ждут так долго, что счет годам уже потерян.
- Смотри,- вдруг отозвался гном, указывая на белую точку далеко над поверхностью воды,- чайки! Похоже, ты прав, друг Леголас, мы подплываем.
***
Незнакомый берег был скалист и неприветлив. Морское течение занесло маленький корабль в окруженную горами бухту. Воды здесь были темными и матовыми, как обсидиан, и в воздухе растворялась торжественная тишина. Ветер смолк, и корабль остановился в паре миль от берега. Леголас вышел к борту корабля и посмотрел на него. Там из тумана, окутывавшего землю, выходил длинный деревянный причал, и на краю его, у самой воды, эльф заметил высокую статную фигуру. Незнакомец поднял руку в приветствии, и Леголас махнул в ответ. Они с Гимли спустили на воду шлюпку и, работая веслами, что было сил, направились к берегу. Взрезать густую черную воду было так тяжело, словно она не пускала их, но, чем ближе они подплывали, тем яснее из дымки проступала таинственная фигура. Это был человек - или человеческий призрак. На голову его был наброшен капюшон, но в неясном свете Леголас заметил, что под плотным темным плащом поблескивает золоченая броня, а у пояса видна рукоять меча. Когда они приблизились достаточно, чтобы слышать голос встречавшего, тот снова поднял руку.
- Дальше вам хода нет,- голос незнакомца был зычным и глубоким - таким было впору отдавать приказы и вести армии на смерть - подумалось эльфу. Он уверенно поднялся в шлюпке - она даже не дрогнула от его движения.
- Приветствую тебя, Хранитель Неушедших,- заговорил эльф, стараясь, чтобы голос его не дрожал. - мы прибыли сюда не затем, чтобы остаться.
В свитках, которые Леголас обнаружил в тайном хранилище Белой Цитадели, подробно описывалось, как нужно разговаривать с привратником, и сейчас эльф говорил уверенно и смотрел прямо, хоть и не мог видеть призрачных глаз.
- Твое имя известно мне, Леголас из Дивного народа,- ответствовал Хранитель,- но никто из твоих сородичей не может ступить на нашу землю, также, как никто из тех, кто живет здесь, не может ступать на землю Неумирающего края. Это земля мертвых.
Леголас затылком почувствовал, как Гимли вздрогнул от накативших на него холодных страшных воспоминаний. Они прошли вместе Тропой Мертвецов, и теперь снова встретились с воплощением смерти.
- Я пришел к тому, кто ждет меня здесь,- отозвался эльф,- я хочу лишь увидеть его и отпустить его душу с миром. Он в плену, и я пришел освободить его.
Хранитель некоторое время молчал.
- Что ты отдашь мне взамен? - спросил он наконец,- призвать душу из Чертогов Ожидания нельзя, пока место ее не займет другая.
Леголас на мгновение растерялся - об этом в свитке ничего сказано не было, и теперь он лихорадочно перебирал в мозгу, что может предложить Привратнику. С собой в дорогу он не взял почти ничего, кроме припасов и волшебного саженца. Но саженец олицетворял жизнь, и здесь, в мире мертвых, ему делать было нечего. Леголас открыл было рот, чтобы сказать, что у него ничего нет, но неожиданно поднялся Гимли.
- Я останусь,- сказал он твердо, и Леголас, пораженный, обернулся к нему. Гимли подмигнул другу и прямо и дерзко посмотрел на Хранителя,- мое имя должно быть тебе известно, Привратник.
- Известно,- подтвердил тот,- ты, Гимли, сын Глоина, великий воин, и, будь на то воля судьбы, причалил бы к этим берегам не как проситель, а как почетный гость. Но знаешь ли ты, на что соглашаешься?
- Как не знать,- пожал плечами Гимли, уверенно подняв руку, не давая Леголасу вмешаться,- я не затем так долго плыл сюда, а до того сохранял жизнь этого эльфа, чтобы теперь мы уплыли ни с чем. Пусть повидается с тем, за кем прибыл, а потом мы поменяемся обратно. Это ведь возможно?
И снова повисла напряженная тишина. Леголас перевел тревожный взгляд с друга на Привратника. Фигура призрачного воина подернулась рябью, он размышлял, но потом голова под капюшоном склонилась в согласном кивке.
- Чтобы остаться нетронутым смертью, ты, Гимли, сын Глоина, не можешь топтать эту землю дольше трех дней,- произнес он наконец,- на это время душа павшего воина может покинуть Чертог. Но если она не вернется в назначенный срок, ты останешься здесь навсегда.
- По рукам,- ответил Гимли, и, еще раз дрогнув, Хранитель исчез.
Леголас, задыхаясь от поднявшегося волнения, обернулся к Гимли.
- Я никогда не смогу тебя отблагодарить,- выпалил он, порываясь обнять друга, но тот деловито отстранился.
- Сможешь,- ответил он,- я ведь за тебя в ответе, парнишка. И когда все это закончится, мы вместе поплывем туда, где никто не умирает. А теперь - подсади-ка меня.
Они подплыли к пристани ближе, и Леголас помог гному выбраться из лодки. Тот, ступив на деревянный пирс, выпрямился, расправил плечи и, кажется, стал даже выше ростом.
- Эх, хороший здесь воздух,- проговорил он, глядя куда-то на вершины скал,- давно таким не дышал.
Леголас не успел даже моргнуть, как Гимли, сделав единственный шаг, исчез в тумане, и на месте его вновь оказался Хранитель. За его плечом высилась другая фигура, и сердце эльфа бешено забилось в груди. Он узнал этот наклон головы, этот разворот широких плеч, и хотя лица все еще не мог разобрать, он понял, кто перед ним.
- Три дня,- повторил Хранитель и тоже исчез.
Леголас помнил плохо, как помогал воину спуститься с пирса в шлюпку. Тело того было почти невесомым, и у эльфа никак не получалось заглянуть ему в лицо. .Он даже начал бояться, что это наказание за то, что Леголас так и не отважился по-настоящему проводить его в последний путь. Что если теперь они даже словом не смогут обменяться, что если фигура воина так и останется безмолвным призраком.
Леголас взмахнул веслами и направил шлюпку обратно к кораблю. Воин сидел безмолвный напротив него, понурив плечи, и Леголас не сводил с него тревожного взгляда.
Одно движение весел, другое - шлюпка скользила по черной воде, и тут эльф заметил, как постепенно - по мере того, как они приближались к кораблю - начали расправляться широкие плечи, голова поднялась, и когда они достигли борта корабля, темный капюшон упал с нее. Дрогнули бледные веки, и взгляд знакомых серых глаз остановился на лице эльфа.
Леголас не смог сдержать накативших слез. Боромир смотрел на него, будто не узнавая, будто не веря собственным глазам. Но это наваждение длилось всего пару секунд, потом гондорец вздрогнул, словно просыпаясь, и улыбнулся.
- Ты пришел,- проговорил он.
***
Все опасения Леголаса не подтвердились - он боялся, что Боромир останется безмолвным и бестелесным, но в момент, когда он бросился гондорцу на шею, прямо в шлюпке, стало понятно, что это не так. Сильные руки обняли его, прижали отчаянно крепко.
- Осторожней,- произнес знакомый, чуть насмешливый голос,- лодку перевернешь.
В безумной горячке встречи Леголас не помнил, как они очутились в каюте, как на скрипучих досках узкой койки Боромир знакомыми уверенными движениями избавлял его от одежды. Эльф боялся, что тело его единственного будет покрыто бесчисленными ранами от убивших его стрел, и раны эти будут кровоточить. Но грудь гондорца оказалась гладкой, словно он за всю жизнь не пропустил ни единого удара.
Тело вспоминало все с упоительной быстротой. Губы, столетие не знавшие поцелуев, безошибочно находили губы Боромира, и поцелуй был на вкус таким же, как Леголас помнил. Горячее дыхание обжигало кожу на шее, где раньше цвели следы страсти, и теперь гондрец оставлял новые, рыча от нетерпения. Леголас позволил себе отчаянно стонать под его ласками, комкая простыни, и когда первая разрядка накрыла его с головой, эльфу показалось, что, стоит открыть глаза, и над ним расцветет звездами бархатное небо Лотлориэна. Пока тело его содрогалось от наслаждения, Леголас слышал мелодичный звон золотых листьев, и губы его едва слышно шептали сбивчивые признания.
Он отдавался Боромиру, словно в первый раз - без остатка, стирая из собственной памяти все годы, проведенные в сером мареве пустоты. Больше не было бесконечных дней, потраченных на поиск новых целей. Не было осколков жизни, которые Леголас отчаянно пытался склеить. Не было ничего, лишь ощущение целостности, гармонии и принадлежности, которые Леголас боялся, что утратил навсегда. Его единственный был с ним, и больше ничего не имело значение.
Когда первая волна страсти схлынула, и они немного упокоились, рука в руке эльф и человек поднялись на палубу. Берег Чертогов Ожидания отодвинулся и терялся в тумане на горизонте - Леголасу не хотелось смотреть в ту сторону. Три дня для того, кто ждал столетие, было мучительно мало, но сейчас это не имело значения. Пальцы Боромира крепко сжимали его ладонь.
- Я так долго тебя ждал,- проговорил человек, глядя на спокойные волны,- и стыдился того, что жду.
- Стыдился? - переспросил Леголас.
- Я был тебя не достоин,- отозвался Боромир,- я был слаб, я поддался тьме, но что самое дурное - я потянул тебя с собой. Я боялся, что сломал тебя.
- Каждый сам в ответе за собственный выбор,- сказал Леголас. Он шагнул ближе, прижался к широкой груди, и Боромир обнял его, словно укрывая от ветра,- и за то, что я выбрал тебя, я платил каждый день. Но я ни о чем не жалею. Я познал любовь в твоих руках. И я познал потерю и скорбь. Но ни минуты этой жизни я не обменял бы на ту, в которой тебя бы не было.
Они стояли молча, позволяя волнам раскачивать корабль, и Леголас чувствовал, что руки воина начинают слегка подрагивать.
- Я так много хочу тебе рассказать,- вновь заговорил эльф,- и так мало времени для этого. Государь Элессар не хотел, чтобы я начинал этот путь, и теперь я, как никогда, понимаю, почему..
Боромир молчал.
- Война закончилась,- продолжал Леголас, глотая непрошенные слезы,- и твой город стал таким, каким ты мечтал его видеть. Я входил в него с твоим именем на устах, горько жалея, что ты не сжимаешь мою руку. Я видел, как брат твой становится мудрым князем и учится языку земли. Я видел, как сын его растет все больше и больше похожим на тебя. Я видел, как поднимаются сады, и из леса, где я родился, уходит последняя тьма.
- Но меня не было рядом.- хрипло откликнулся Боромир.
- Но тебя не было,- подтвердил Леголас,- а, значит, не было и меня. У меня есть саженец дерева, которое мой отец посадил в честь моего рождения. Когда я прощался с ним, он подарил мне этот саженец, чтобы я нашел новое место, где пустить корни. Но я так и не смог найти его. Потому что без тебя это место мне не нужно.
- У нас есть три дня,- после еще одной паузы заметил Боромир,- не будем тратить их на сожаления.
Леголас старался каждую минуты этих дней откладывать, сохранять, как драгоценную жемчужину. Ему не хотелось тратить время на сон - они с Боромиром снова были вместе и любили друг друга до изнеможения, чтобы потом, едва отдышавшись, начать все снова. Их тела не знали усталости и почти не ощущали голода, но когда на море опускалась ночь, они поднимались на палубу и, лежа на влажных досках, смотрели в бесконечное небо. Леголас тихо напевал что-то о звездах и ушедших в небытие временах, а Боромир молча слушал его, а когда эльф замолкал, прижимал к себе, и тогда уже Леголас слушал удары его сильного сердца.
На утро третьего дня, на рассвете, Боромир, обнаженный до пояса, вышел на нос корабля. Леголас, одетый лишь в утреннюю дымку, остановился у него за спиной.
- Мы должны возвращаться,- проговорил человек, не оборачиваясь, - теперь, когда я дождался тебя, моя душа сможет выйти за пределы этого мира.
Он замолчал, и их охватила холодная тишина. Леголас и сам ощущал себя клоком тумана, готовым раствориться, едва солнце поднимется над горизонтом. Мир снова был на краю, и на этот раз надежды больше не было.
- Мне суждено остаться здесь,- прошептал эльф непослушными губами,- но я тоже погружусь в небытие.
- Кто знает,- Боромир обернулся, и ветер подхватил пряди его темных волос,- может быть, в этом небытии мы однажды опять встретимся.
На легкой шлюпке они снова подплыли к причалу. Боромир отложил весло и поднялся, Леголас встал рядом с ним.
На краю пирса их уже ждали двое - даже сквозь туман Леголас видел, что Гимли превратился в себя прежнего. В нем не осталось ничего от старого кашляющего гнома, засыпающего на ходу. Его лицо дышало молодостью и силой, в бороде и волосах не осталось ни единой нити седины, а глаза сверкали. Темная фигура Хранителя рядом с ним была все также мрачна и безмолвна.
- Время вышло,- произнес он, когда шлюпка поравнялась с причалом,- вам пора уходить.
Леголас обернулся к Боромиру, и тот раскрыл последние объятия. Эльф старался не плакать - он знал, что это лишь все усложнит. Боромир должен был упокоиться с миром, и показывать ему, как он несчастен, со стороны эльфа было бесчестно. Человек был безмолвен и собран. Он прижал Леголаса к себе, а тот застыл, сотрясаемый непрошенными рыданиями.
- Прощай,- выдохнул гондорец, и морской ветер унес это жестокое слово.
- Эй, погодите,- вдруг заговорил Гимли. Леголас, не разжимая объятий, удивленно посмотрел на него. Гном улыбался широко и искренне, как в тот день, когда под Хельмовой Падью выиграл пари. - знаешь, что я тут подумал, друг Леголас,- обратился он к эльфу,- этот Чертог Неушедших - отличное место. Все, кто здесь обитает - славные воины, как на подбор, есть с кем размять кости в драке. А какой тут эль, ты бы только попробовал!
Леголас чуть отстранился от Боромира и поднял брови, не понимая, к чему ведет гном.
- Я так долго жил,- заговорил Гимли тихо,- сражался, потом работал, потом состарился и чуть не умер, а здесь... здесь жизнь такая, какой я всегда мечтал ее видеть. Пусть и мертвая, но так и что? Я ведь и сам почти мертвым ступил на корабль.
- О чем ты, друг Гимли? - похолодевшими губами спросил Леголас. Пальцы его сами собой сильнее вцепились в рубаху Боромира.
- Да о том, друг Леголас, что я остаюсь,- Гимли упер руки в бока и ухмыльнулся,- хоть я и вдвое меньше твоего громадины, но стою троих таких, как он. Авось и сойдет такая замена. А, Хранитель? - он повернулся к мрачной фигуре, но Леголас заговорил первым.
- Но как же твоя мечта? Тот, кто остается здесь, никогда не ступит на земли Валар,- лицо эльфа горело, язык не слушался,- как же... Галадриэль?
Гимли пожал плечами.
- Мечта, мой добрый эльф, на то и мечта, чтобы оставаться где-то там, за морем,- ответил он тихо и со вздохом,- иначе это план, а не мечта. А Галадриэль... она ведь вечная - может, меня и дождется? За всю жизнь я владел лишь двумя сокровищами. Одно из них - прядь ее волос - я оставлю себе. А второе - возвращаю. Уплывай, друг Леголас, и не поминай меня лихом.
***
Туманные скалы исчезли за горизонтом, и ветер вновь наполнял паруса. Леголас стоял у борта, вглядываясь в сероватую даль.
- Куда мы теперь? - Боромир встал в паре шагов от него, скрестив руки на груди. Ветер трепал полы его рубахи, и гондорец подставил ему лицо,- ни в мире живых, ни в мире мертвых, ни в мире неумирающих, нас не ждут.
Леголас обернулся и ступил к человеку. Тот открыл объятия, и эльф потонул в них. Он пару мгновений молчал.
- Не все ли равно?- ответил он наконец,- мы позволим Морю нести нас, ветру быть нашим провожатым.
- И как же твой саженец? - Боромир явно не ждал внятного ответа на этот вопрос - его губы уже горячо касались шеи Леголаса, но тот ответил:
- Я хотел посадить его под окнами своего дома - нашего с тобой дома. Дом я уже обрел. Осталось найти окно.
И вот этот день настал.
Полтора месяца лихорадочного психоза, толпящихся в голове идей и работы, которую и работой назвать сложно, и вуаля.
Начиная этот опус, я и подумать не могла, что он обратится историей на 50 тысяч слов. Но так уж случилось.
Спасибо, мой дорогой Котован, за эту историю, которую я, надеюсь, передала именно так, как ты себе ее представляла. И за то, что вместе со мной прошла этот путь до конца.
Последняя глава. и обещанный хэппи-энд.
Пойду отмечу это, наконец позавтракав)
Отплытие
Начиная этот опус, я и подумать не могла, что он обратится историей на 50 тысяч слов. Но так уж случилось.
Спасибо, мой дорогой Котован, за эту историю, которую я, надеюсь, передала именно так, как ты себе ее представляла. И за то, что вместе со мной прошла этот путь до конца.
Последняя глава. и обещанный хэппи-энд.
Пойду отмечу это, наконец позавтракав)
Отплытие