Dum spiro, spero
03.12.2012 в 00:35
Пишет Wotton:Третья часть Марлезонского балета.
Продолжение
Автор: Wotton
Персонажи: Шон, Эрик.
Рейтинг: NC-17
Жанры: ПВП
Предупреждения: Внимание! Это действительно ПВП - то есть действо, не требующее прочного сюжетного обоснуя, всем нелюбителям жанра лучше остановиться прямо сейчас и под кат не заглядывать. В этом выпуске также инцест, балет и прочие прелести королевской жизни) Мы предупредили.
Статус: Третья законченная часть из многих.
Описание: Рефлексии теперь уже другого Ренара: #3 Братская любовь.
Эпиграф:
Listen or download Щелкунчик Марш for free on Prostopleer
Семейные ценностиРодиться младшим отпрыском в королевской семье - это то еще счастье, но быть единственным законным отпрыском в королевской семье и при том все равно оставаться младшим братом - удовольствие совсем иного толка. Для Эрика в этой жизни все всегда было предельно ясно - предназначение, смысл жизни, выбор профессии и жизненного кредо - и до невозможности запутано. Почти всю жизнь проведя в фантомной тени старшего брата, он прочно усвоил для себя несколько важных вещей - никогда не выписывать чеки, не поворачиваться спиной, не слишком зарываться, не будучи уверенным, что за тобой высятся трое охранников-вессенов, брат безоружен и находится за океаном. Разумеется, вслух о том, что Эрик вырос в чьей-то тени, никто не говорил. Большинство родственников, когда речь заходила о Шоне, либо демонстрировали полное пренебрежение, кривя губы и повторяя (шепотом, разумеется) "наполовину хексенбист", либо отводили глаза и пожимали плечами "за ошибки юности платить должны даже короли". Когда же говорили об Эрике, ему пророчили большое будущее, долгие лета и удачный династический брак. Но для этого, разумеется, не нужно было быть гадалкой.
Шона Эрик видел редко - и был этому весьма рад. Он с большим удовольствием и других родственников отправил бы за океан, осваивать Новый свет, но, увы, они такого подарка ему преподнести не спешили. Среди всех многочисленных кузенов и дальних потомков, Шон был самым самовлюбленным, опасным и заносчивым ублюдком. Что, впрочем, не мешало Эрику время от времени скучать по нему - особенно по тем временам из далекого прошлого, когда Шон не вел себя как типичный ревнивый до внимания старший брат. Эрик до сих пор помнил синяки, появление которых объяснял неудачной встречей с дверью, падением с лошади или грубостью камердинера. Помнил он, однако, и другие вещи, о которых не рассказывал никогда и никому. Как, впрочем, и Шон. Узнай отец или кто-то из старшей родни, чем братья занимались под одеялом в спальне Эрика далеко за полночь, скандал разразился бы отменный. Иногда, лежа уже в другой спальне, Эрик призывал из глубин памяти те моменты, когда готов был поверить, что Шон вовсе не так уж жесток к нему, и питает к нему куда более теплые чувства, чем привык демонстрировать. Эрик не был уверен, что Шон тоже возвращается мыслями к тем временам с какими-то эмоциями, отличными от отвращения, но ему нравилось думать, что да.
Машину подали к парадному входу ровно в половине восьмого. Времени было достаточно, чтобы элегантно опоздать к началу увертюры. Сегодня давали Щелкунчика. Эрик не слишком жаловал Чайковского, но появляться в императорской ложе несколько раз за сезон входило в круг его скучных обязанностей. После первого акта вполне можно было сослаться на срочные дела или аристократическую мигрень, и уйти под руку с примой - а заканчивает ее партию пусть дублерша. Эрик всегда полагал, что у каждого должен быть шанс отличиться. На улице шел снег - крупные хлопья мгновенно припорошили плечи и голову. Услужливый лакей расторопно отряхнул их, прежде, чем Эрик сел в машину.
- Вы сегодня одни, мсье? - спросил он по-французски. Даже в Вене Эрик требовал от своих слуг говорить именно на этом языке.
- Очевидно,- он захлопнул дверцу и дал знак водителю. Да, сегодня он отправлялся в театр в гордом одиночестве. Давать надежду всем незамужним благородным дамам, ровно раз в год демонстрируя свою вакантность, тоже входило в круг обязанностей настоящего короля.
Он никогда не любил бывать в городах Европы под Рождество - праздничная иллюминация раздражала эстетический взор яркостью и вычурностью. Шум и суета приводили в уныние. Приглашения на светские рауты отклонять становилось практически невозможно. Эрик предпочитал проводить это время в замке в Швейцарии или в одном из палаццо в севере Италии. Рождество в его семье никогда не праздновали.
В специальном отделении салона он нашел предусмотрительно открытую бутылку и бокал. Налил немного, но тут же передумал - отчего-то усугублять меланхолию алкоголем совершенно не хотелось. И самым неприятным было то, что Эрик никак не мог понять, откуда она взялась, эта меланхолия? Дело уж точно было не в очередном рождестве и не в Щелкунчике, и, конечно, не в том, что он ехал в театр один.
- Морис,- позвал он водителя, и тот вопросительно склонил голову,- в аэропорт.
- Мсье? - водитель явно был обескуражен, и Эрик про себя усмехнулся. Какая, право, глупость пришла ему в голову!.
- Я пошутил,- проговорил он и наконец налил себе шампанского. Пить в одиночестве - истинное развлечение королей.
Машина остановилась у парадного входа в театр, и Эрик, подождав, пока очередной лакей откроет дверцу, вышел под снег. Ему вдруг захотелось развернуться, сойти с мраморных ступеней, поднять повыше воротник пальто и засунуть руки поглубже в карманы - и идти по ярким улицам, не думая о пункте назначения. Идти, пока ноги в лаковых ботинках не онемеют от холода.
Да уж, романтические порывы - тоже очаровательный недостаток королевских особ. Эрик зашел в театр.
В ложу его проводили, когда оркестр только начал играть. Увертюру Щелкунчика Эрик знал наизусть практически с пеленок, и сейчас мог не прислушиваться. Через театральный бинокль он медленно обозревал полный зал. Когда очередная опера или балет становились невыносимо скучными, это было любимое его развлечение. Он порой даже решал про себя - если насчитает в зале десять зевков, завтра же агенты сообщать ему, что нашли один из драгоценных ключей. Сейчас, однако, было еще слишком рано, чтобы считать зевки.
Скрипнула дверь в ложу. Кто-то прошел внутрь и сел в соседнее кресло.
- Кто сегодня за пультом? - будничным тоном спросил Шон.
Эрик отвел от глаз бинокль и посмотрел на него. Кажется, он не ощутил ни капли удивления - возможно, заранее знал, что именно из-за этого его и мучила необъяснимая меланхолия.
- Какой-то русский. Оркестр Мариинского театра.
- А труппа? - Шон забрал у него из рук бинокль, скользнув пальцами по его коже, и Эрик невольно вздрогнул, как от мгновенного разряда тока.
- Машу танцует heuschrecke (*кузнечик, нем.),- гордо ответил Эрик, словно это он сам придумал такой трюк,- у нее ноги во все стороны гнутся.
- А ты, стало быть, уже успел проверить.- Шон усмехнулся, не отрываясь от бинокля. Эрик посмотрел на него пристально и немного недовольно.
- Почему ты не сказал, что прилетаешь? Я бы прислал лимузин.
- И парочку убийц в нем,- Шон наконец повернулся к нему с легкой улыбкой,- нет уж, спасибо. Считай, это сюрприз. Рождество - семейный праздник.
- В Америке,- напомнил Эрик,- в Австрии это лишний повод напиться в одиночестве и вскрыть себе вены, как древние патриции.
- Как патетично,- заметил Шон,- если бы я знал, я бы подождал пару дней и приехал уже на похороны.
- Ты знал,- Эрик улыбнулся,- и подсознательно приехал помешать мне это сделать. Ты же благородный страж порядка.
- В Америке,- напомнил Шон,- в Австрии я - твой злобный старший брат, который лупил тебя почем зря.
- Ну мне уже не тринадцать лет,- пожал плечами Эрик,- и даже тогда ты не только лупил меня, старший брат.
Шон коротко рассмеялся. Эрик смотрел на него теперь краем глаза, стараясь сделать вид, что увлечен происходящим на сцене, где как раз начинался пролог.
- Это верно,- согласился Шон тихо и как-то примирительно тепло. Или Эрику только так показалось. К ностальгическим воспоминаниям и долгожданному примирению на глазах восхищенной публики он был как-то не готов.
- Это смело с твоей стороны вот так просто приехать сюда, да еще и прийти в мою ложу без приглашения,- как мог холодно заметил Эрик,- и отдай мой бинокль.
На миг показалось, что они снова оказались в одном из снежных вечеров в отцовском шато, когда Эрик умолял отдать ему его ручку, или еще какую-то вещь, а Шон, который уже тогда был выше его на полторы головы, упрямо продолжал держать ее над собой в вытянутой руке.
Бинокль снова оказался в его руках, и на этот раз прикосновение получилось более ощутимым. Эрик не смог избежать взгляда Шона, но глаза отвел первым. Проклятый ублюдок улыбался ему как-то совсем уж по-рождественски мило.
- Ну я всегда был смелым,- заметил Шон, тоже глядя теперь на сцену,- иначе запирал бы дверь твоей спальни тогда.
Запоздалый ужас от того, что Шон имел в виду и от былой опасности, заставили Эрика вздрогнуть. Это было возмутительно глупо, но, кажется, отвечало на его вопрос - вспоминал ли Шон те мучительно сладкие минуты под одеялом, когда сперва его пальцы, а потом губы касались Эрика там, где касаться было нельзя.
- Смелым и глупым,- пожал плечами Эрик, поднося бинокль к глазам и сверля взглядом длинноногую солистку,- если бы кто-то вошел, я бы сказал, что ты меня насилуешь. Угадай, кому бы поверили?
- Тебе, разумеется,- голос Шона звучал как-то подозрительно приглушенно, но Эрик упрямо не сводил взгляда со сцены.
- Разумеется,- подтвердил он.
- Но ты бы так не сделал,- закончил Шон уже совсем театральным шепотом.
- Это почему же? - Эрик повел плечом,- я же твой злобный младший брат.
- Тогда это все бы прекратилось, а ты не мог этого допустить.
Крыть было нечем. Эрик оторвался от сцены и снова взглянул на Шона. Тот улыбался теперь почти плотоядно. Совсем как тогда, в темноте спальни. Эрик был теперь взрослым человеком, королевских кровей, но от этого взгляда брата, почувствовал, как кровь прихлынула к щекам.
- Ублюдок,- проговорил он, и сам удивился, как мягко это прозвучало.
- Оригинально,- иронично похвалил Шон.
Он вдруг переместился с кресла на пол у коленей Эрика. Тот обескураженно посмотрел на него сверху вниз.
- Если хочешь, чтобы я произвел тебя в рыцари, боюсь, разочарую тебя. Церемониальный меч я забыл дома,- заметил Эрик наконец.
- О, я уверен, ты ошибаешься, и он с тобой,- пожал плечом Шон.
Он резко развел ноги Эрика, устроился между ними. Эрик почувствовал себя снова тем тринадцатилетним мальчишкой, хотя между той ночью и этим вечером лежала пропасть почти в двадцать лет. Он мог бы позвать охрану или просто оттолкнуть Шона, но - как и тогда - не стал этого делать.
Шон быстро расправился с его ремнем и пуговицами на брюках, запустил руку под ткань.
- Ну вот, я же говорил.- заметил он.
- Какого черта ты делаешь? - сдавлено поинтересовался Эрик, почти не замечая, что устраивается в кресле поудобней.
- А так не понятно? - отозвался Шон.
- Пропустишь украшение елки,- заметил Эрик таким тоном, словно делал последнее предупреждение.
- Ненавижу балет,- Шон чуть приспустил брюки и белье Эрика, взял в руки его член. И когда только он успел так возбудиться - кажется, у прим-балерин это занимал немного больше времени.
- Ты прилетел из Америки и пришел на балет, который ненавидишь, ради этого? - спросил Эрик, стараясь дышать ровно и неглубоко. Конечно, восставший член выдавал его с головой, но голосом своего возбуждения он показывать не собирался.
- А ты можешь придумать другую причину? - ответил Шон, принимаясь аккуратно ласкать его рукой, не сводя глаз с его лица.
- Тысячу,- подтвердил Эрик,- может, ты наслышан о том, как у Маши во все стороны гнутся ноги.
- Но тогда бы я смотрел на сцену,- возразил Шон, и пальцы его сжались чуть сильнее, ласка вышла немного грубой, и Эрик не сдержал короткого громкого вздоха,- а не отсасывал у тебя.
- Ты всю жизнь этим занимался,- Эрик понимал, что забыл третье из своих правил, но ему было уже все равно,- а сейчас пока почему-то нет.
Шон усмехнулся и облизнул губы.
- Они уже наряжают елку? - спросил он, отпуская Эрика. Тот придержал его рукой за затылок, словно испугался вдруг, что Шон решит вернуться к балету.
- Сейчас будет марш,- выговорил он.
- Всегда мечтал сделать тебе минет под Чайковского,- заметил Шон,- это так по-семейному.
- Америка сделала из тебя извращенца,- Эрик не знал, зачем поддерживает эту дискуссию, когда член его все настойчивей требовал внимания.
- Это Австрия,- откликнулся Шон и наконец склонился к Эрику и обхватил губами головку.
Эрик, не убирая руки с затылка Шона, свободную ладонь опустил на подлокотник кресла и сжал его пальцами. Впрочем, предостережения были излишними - Шон не собирался отстраняться. Он забирал его в рот так глубоко, как только было возможно, и Эрик едва сдерживался, чтобы не начать помогать ему, толкаясь дальше - отчего-то причинять брату неудобство своей активностью совершенно не хотелось, хотя обычно Эрик излишней учтивостью не страдал. На помощь губам пришли ловкие пальцы Шона, и Эрик, кусая губы, чтобы не стонать в голос, запрокинул голову, уставившись в расписной потолок ложи.
Марш зазвучал почти оглушительно громко, в такт с ударами крови в ушах Эрика. Он опустил голову, готовый прошептать "я сейчас...", но неожиданно его словно толкнули в бок.
Он распахнул глаза и резко сел.
Рядом в постели зашевелилась Хильда (или Тильда - Эрик никогда не утруждался, запоминая их имена).
- В чем дело? - спросила она по-французски.
- Кошмар приснился,- выдохнул он, проведя рукой по взмокшему от пота лбу. За окном спальни занимался зимний рассвет - было почти девять утра.
Эрик выбрался из кровати. Камин прогорел, и в комнате было довольно прохладно. Не обращая больше внимания на блондинку в кровати, Эрик взял в руки телефон, подошел к окну. Набрал номер.
Через несколько гудков послышался знакомый голос. Заспанный - неужели в полночь капитан полиции уже спит?
- Какого черта тебе надо?
- Ты давно бывал на балете? - поинтересовался Эрик, следя за тем, как небо над кромкой гор становится молочно-серым.
- Ненавижу балет,- голос Шона все еще звучал недовольно, но к такому приветствию он был явно не готов.
- Завтра в Вене дают Щелкунчика,- Эрик улыбнулся.
- Поздравляю,- отозвался Шон, но по тону было слышно, что он прекращает злиться,- Рождество же. Щелкунчика сейчас в любом театре дают, и в каждой передаче по телевизору эксплуатируют этот проклятый Вальс цветов.
- Только не говори, что стал смотреть телевизор,- поддел его Эрик.
- Работа такая,- отозвался Шон,- но не волнуйся, я смотрю только записи собственных интервью.
- Я так и знал,- он усмехнулся. Затем помолчал пару мгновений. Шон тоже не спешил продолжать разговор, но Эрику показалось, что тишина вовсе не была враждебной.- не хотел тебя будить.
- Считай квиты за те разы, что я будил тебя,- откликнулся Шон.
- За все сразу? - попытался возмутиться Эрик,- маловато будет.
- За тот раз, к примеру, когда я звонил на той неделе,- поправил его Шон,- за те, о которых подумал ты, я извиняться не намерен.
- Пошел ты,- совершенно неаристократично выговорил Эрик.
- Иди, слушай Щелкунчика,- ответил Шон, и Эрик услышал в его голосе неожиданную теплоту.
В постель Эрик возвращался с улыбкой. Тильда (или все же Хильда?) посмотрела на него удивленно.
- Все хорошо?- спросила она.
- Все отлично,- ответил Эрик,- вечером я лечу в Вену.
URL записиПродолжение
Автор: Wotton
Персонажи: Шон, Эрик.
Рейтинг: NC-17
Жанры: ПВП
Предупреждения: Внимание! Это действительно ПВП - то есть действо, не требующее прочного сюжетного обоснуя, всем нелюбителям жанра лучше остановиться прямо сейчас и под кат не заглядывать. В этом выпуске также инцест, балет и прочие прелести королевской жизни) Мы предупредили.
Статус: Третья законченная часть из многих.
Описание: Рефлексии теперь уже другого Ренара: #3 Братская любовь.
Эпиграф:
Listen or download Щелкунчик Марш for free on Prostopleer
Семейные ценностиРодиться младшим отпрыском в королевской семье - это то еще счастье, но быть единственным законным отпрыском в королевской семье и при том все равно оставаться младшим братом - удовольствие совсем иного толка. Для Эрика в этой жизни все всегда было предельно ясно - предназначение, смысл жизни, выбор профессии и жизненного кредо - и до невозможности запутано. Почти всю жизнь проведя в фантомной тени старшего брата, он прочно усвоил для себя несколько важных вещей - никогда не выписывать чеки, не поворачиваться спиной, не слишком зарываться, не будучи уверенным, что за тобой высятся трое охранников-вессенов, брат безоружен и находится за океаном. Разумеется, вслух о том, что Эрик вырос в чьей-то тени, никто не говорил. Большинство родственников, когда речь заходила о Шоне, либо демонстрировали полное пренебрежение, кривя губы и повторяя (шепотом, разумеется) "наполовину хексенбист", либо отводили глаза и пожимали плечами "за ошибки юности платить должны даже короли". Когда же говорили об Эрике, ему пророчили большое будущее, долгие лета и удачный династический брак. Но для этого, разумеется, не нужно было быть гадалкой.
Шона Эрик видел редко - и был этому весьма рад. Он с большим удовольствием и других родственников отправил бы за океан, осваивать Новый свет, но, увы, они такого подарка ему преподнести не спешили. Среди всех многочисленных кузенов и дальних потомков, Шон был самым самовлюбленным, опасным и заносчивым ублюдком. Что, впрочем, не мешало Эрику время от времени скучать по нему - особенно по тем временам из далекого прошлого, когда Шон не вел себя как типичный ревнивый до внимания старший брат. Эрик до сих пор помнил синяки, появление которых объяснял неудачной встречей с дверью, падением с лошади или грубостью камердинера. Помнил он, однако, и другие вещи, о которых не рассказывал никогда и никому. Как, впрочем, и Шон. Узнай отец или кто-то из старшей родни, чем братья занимались под одеялом в спальне Эрика далеко за полночь, скандал разразился бы отменный. Иногда, лежа уже в другой спальне, Эрик призывал из глубин памяти те моменты, когда готов был поверить, что Шон вовсе не так уж жесток к нему, и питает к нему куда более теплые чувства, чем привык демонстрировать. Эрик не был уверен, что Шон тоже возвращается мыслями к тем временам с какими-то эмоциями, отличными от отвращения, но ему нравилось думать, что да.
Машину подали к парадному входу ровно в половине восьмого. Времени было достаточно, чтобы элегантно опоздать к началу увертюры. Сегодня давали Щелкунчика. Эрик не слишком жаловал Чайковского, но появляться в императорской ложе несколько раз за сезон входило в круг его скучных обязанностей. После первого акта вполне можно было сослаться на срочные дела или аристократическую мигрень, и уйти под руку с примой - а заканчивает ее партию пусть дублерша. Эрик всегда полагал, что у каждого должен быть шанс отличиться. На улице шел снег - крупные хлопья мгновенно припорошили плечи и голову. Услужливый лакей расторопно отряхнул их, прежде, чем Эрик сел в машину.
- Вы сегодня одни, мсье? - спросил он по-французски. Даже в Вене Эрик требовал от своих слуг говорить именно на этом языке.
- Очевидно,- он захлопнул дверцу и дал знак водителю. Да, сегодня он отправлялся в театр в гордом одиночестве. Давать надежду всем незамужним благородным дамам, ровно раз в год демонстрируя свою вакантность, тоже входило в круг обязанностей настоящего короля.
Он никогда не любил бывать в городах Европы под Рождество - праздничная иллюминация раздражала эстетический взор яркостью и вычурностью. Шум и суета приводили в уныние. Приглашения на светские рауты отклонять становилось практически невозможно. Эрик предпочитал проводить это время в замке в Швейцарии или в одном из палаццо в севере Италии. Рождество в его семье никогда не праздновали.
В специальном отделении салона он нашел предусмотрительно открытую бутылку и бокал. Налил немного, но тут же передумал - отчего-то усугублять меланхолию алкоголем совершенно не хотелось. И самым неприятным было то, что Эрик никак не мог понять, откуда она взялась, эта меланхолия? Дело уж точно было не в очередном рождестве и не в Щелкунчике, и, конечно, не в том, что он ехал в театр один.
- Морис,- позвал он водителя, и тот вопросительно склонил голову,- в аэропорт.
- Мсье? - водитель явно был обескуражен, и Эрик про себя усмехнулся. Какая, право, глупость пришла ему в голову!.
- Я пошутил,- проговорил он и наконец налил себе шампанского. Пить в одиночестве - истинное развлечение королей.
Машина остановилась у парадного входа в театр, и Эрик, подождав, пока очередной лакей откроет дверцу, вышел под снег. Ему вдруг захотелось развернуться, сойти с мраморных ступеней, поднять повыше воротник пальто и засунуть руки поглубже в карманы - и идти по ярким улицам, не думая о пункте назначения. Идти, пока ноги в лаковых ботинках не онемеют от холода.
Да уж, романтические порывы - тоже очаровательный недостаток королевских особ. Эрик зашел в театр.
В ложу его проводили, когда оркестр только начал играть. Увертюру Щелкунчика Эрик знал наизусть практически с пеленок, и сейчас мог не прислушиваться. Через театральный бинокль он медленно обозревал полный зал. Когда очередная опера или балет становились невыносимо скучными, это было любимое его развлечение. Он порой даже решал про себя - если насчитает в зале десять зевков, завтра же агенты сообщать ему, что нашли один из драгоценных ключей. Сейчас, однако, было еще слишком рано, чтобы считать зевки.
Скрипнула дверь в ложу. Кто-то прошел внутрь и сел в соседнее кресло.
- Кто сегодня за пультом? - будничным тоном спросил Шон.
Эрик отвел от глаз бинокль и посмотрел на него. Кажется, он не ощутил ни капли удивления - возможно, заранее знал, что именно из-за этого его и мучила необъяснимая меланхолия.
- Какой-то русский. Оркестр Мариинского театра.
- А труппа? - Шон забрал у него из рук бинокль, скользнув пальцами по его коже, и Эрик невольно вздрогнул, как от мгновенного разряда тока.
- Машу танцует heuschrecke (*кузнечик, нем.),- гордо ответил Эрик, словно это он сам придумал такой трюк,- у нее ноги во все стороны гнутся.
- А ты, стало быть, уже успел проверить.- Шон усмехнулся, не отрываясь от бинокля. Эрик посмотрел на него пристально и немного недовольно.
- Почему ты не сказал, что прилетаешь? Я бы прислал лимузин.
- И парочку убийц в нем,- Шон наконец повернулся к нему с легкой улыбкой,- нет уж, спасибо. Считай, это сюрприз. Рождество - семейный праздник.
- В Америке,- напомнил Эрик,- в Австрии это лишний повод напиться в одиночестве и вскрыть себе вены, как древние патриции.
- Как патетично,- заметил Шон,- если бы я знал, я бы подождал пару дней и приехал уже на похороны.
- Ты знал,- Эрик улыбнулся,- и подсознательно приехал помешать мне это сделать. Ты же благородный страж порядка.
- В Америке,- напомнил Шон,- в Австрии я - твой злобный старший брат, который лупил тебя почем зря.
- Ну мне уже не тринадцать лет,- пожал плечами Эрик,- и даже тогда ты не только лупил меня, старший брат.
Шон коротко рассмеялся. Эрик смотрел на него теперь краем глаза, стараясь сделать вид, что увлечен происходящим на сцене, где как раз начинался пролог.
- Это верно,- согласился Шон тихо и как-то примирительно тепло. Или Эрику только так показалось. К ностальгическим воспоминаниям и долгожданному примирению на глазах восхищенной публики он был как-то не готов.
- Это смело с твоей стороны вот так просто приехать сюда, да еще и прийти в мою ложу без приглашения,- как мог холодно заметил Эрик,- и отдай мой бинокль.
На миг показалось, что они снова оказались в одном из снежных вечеров в отцовском шато, когда Эрик умолял отдать ему его ручку, или еще какую-то вещь, а Шон, который уже тогда был выше его на полторы головы, упрямо продолжал держать ее над собой в вытянутой руке.
Бинокль снова оказался в его руках, и на этот раз прикосновение получилось более ощутимым. Эрик не смог избежать взгляда Шона, но глаза отвел первым. Проклятый ублюдок улыбался ему как-то совсем уж по-рождественски мило.
- Ну я всегда был смелым,- заметил Шон, тоже глядя теперь на сцену,- иначе запирал бы дверь твоей спальни тогда.
Запоздалый ужас от того, что Шон имел в виду и от былой опасности, заставили Эрика вздрогнуть. Это было возмутительно глупо, но, кажется, отвечало на его вопрос - вспоминал ли Шон те мучительно сладкие минуты под одеялом, когда сперва его пальцы, а потом губы касались Эрика там, где касаться было нельзя.
- Смелым и глупым,- пожал плечами Эрик, поднося бинокль к глазам и сверля взглядом длинноногую солистку,- если бы кто-то вошел, я бы сказал, что ты меня насилуешь. Угадай, кому бы поверили?
- Тебе, разумеется,- голос Шона звучал как-то подозрительно приглушенно, но Эрик упрямо не сводил взгляда со сцены.
- Разумеется,- подтвердил он.
- Но ты бы так не сделал,- закончил Шон уже совсем театральным шепотом.
- Это почему же? - Эрик повел плечом,- я же твой злобный младший брат.
- Тогда это все бы прекратилось, а ты не мог этого допустить.
Крыть было нечем. Эрик оторвался от сцены и снова взглянул на Шона. Тот улыбался теперь почти плотоядно. Совсем как тогда, в темноте спальни. Эрик был теперь взрослым человеком, королевских кровей, но от этого взгляда брата, почувствовал, как кровь прихлынула к щекам.
- Ублюдок,- проговорил он, и сам удивился, как мягко это прозвучало.
- Оригинально,- иронично похвалил Шон.
Он вдруг переместился с кресла на пол у коленей Эрика. Тот обескураженно посмотрел на него сверху вниз.
- Если хочешь, чтобы я произвел тебя в рыцари, боюсь, разочарую тебя. Церемониальный меч я забыл дома,- заметил Эрик наконец.
- О, я уверен, ты ошибаешься, и он с тобой,- пожал плечом Шон.
Он резко развел ноги Эрика, устроился между ними. Эрик почувствовал себя снова тем тринадцатилетним мальчишкой, хотя между той ночью и этим вечером лежала пропасть почти в двадцать лет. Он мог бы позвать охрану или просто оттолкнуть Шона, но - как и тогда - не стал этого делать.
Шон быстро расправился с его ремнем и пуговицами на брюках, запустил руку под ткань.
- Ну вот, я же говорил.- заметил он.
- Какого черта ты делаешь? - сдавлено поинтересовался Эрик, почти не замечая, что устраивается в кресле поудобней.
- А так не понятно? - отозвался Шон.
- Пропустишь украшение елки,- заметил Эрик таким тоном, словно делал последнее предупреждение.
- Ненавижу балет,- Шон чуть приспустил брюки и белье Эрика, взял в руки его член. И когда только он успел так возбудиться - кажется, у прим-балерин это занимал немного больше времени.
- Ты прилетел из Америки и пришел на балет, который ненавидишь, ради этого? - спросил Эрик, стараясь дышать ровно и неглубоко. Конечно, восставший член выдавал его с головой, но голосом своего возбуждения он показывать не собирался.
- А ты можешь придумать другую причину? - ответил Шон, принимаясь аккуратно ласкать его рукой, не сводя глаз с его лица.
- Тысячу,- подтвердил Эрик,- может, ты наслышан о том, как у Маши во все стороны гнутся ноги.
- Но тогда бы я смотрел на сцену,- возразил Шон, и пальцы его сжались чуть сильнее, ласка вышла немного грубой, и Эрик не сдержал короткого громкого вздоха,- а не отсасывал у тебя.
- Ты всю жизнь этим занимался,- Эрик понимал, что забыл третье из своих правил, но ему было уже все равно,- а сейчас пока почему-то нет.
Шон усмехнулся и облизнул губы.
- Они уже наряжают елку? - спросил он, отпуская Эрика. Тот придержал его рукой за затылок, словно испугался вдруг, что Шон решит вернуться к балету.
- Сейчас будет марш,- выговорил он.
- Всегда мечтал сделать тебе минет под Чайковского,- заметил Шон,- это так по-семейному.
- Америка сделала из тебя извращенца,- Эрик не знал, зачем поддерживает эту дискуссию, когда член его все настойчивей требовал внимания.
- Это Австрия,- откликнулся Шон и наконец склонился к Эрику и обхватил губами головку.
Эрик, не убирая руки с затылка Шона, свободную ладонь опустил на подлокотник кресла и сжал его пальцами. Впрочем, предостережения были излишними - Шон не собирался отстраняться. Он забирал его в рот так глубоко, как только было возможно, и Эрик едва сдерживался, чтобы не начать помогать ему, толкаясь дальше - отчего-то причинять брату неудобство своей активностью совершенно не хотелось, хотя обычно Эрик излишней учтивостью не страдал. На помощь губам пришли ловкие пальцы Шона, и Эрик, кусая губы, чтобы не стонать в голос, запрокинул голову, уставившись в расписной потолок ложи.
Марш зазвучал почти оглушительно громко, в такт с ударами крови в ушах Эрика. Он опустил голову, готовый прошептать "я сейчас...", но неожиданно его словно толкнули в бок.
Он распахнул глаза и резко сел.
Рядом в постели зашевелилась Хильда (или Тильда - Эрик никогда не утруждался, запоминая их имена).
- В чем дело? - спросила она по-французски.
- Кошмар приснился,- выдохнул он, проведя рукой по взмокшему от пота лбу. За окном спальни занимался зимний рассвет - было почти девять утра.
Эрик выбрался из кровати. Камин прогорел, и в комнате было довольно прохладно. Не обращая больше внимания на блондинку в кровати, Эрик взял в руки телефон, подошел к окну. Набрал номер.
Через несколько гудков послышался знакомый голос. Заспанный - неужели в полночь капитан полиции уже спит?
- Какого черта тебе надо?
- Ты давно бывал на балете? - поинтересовался Эрик, следя за тем, как небо над кромкой гор становится молочно-серым.
- Ненавижу балет,- голос Шона все еще звучал недовольно, но к такому приветствию он был явно не готов.
- Завтра в Вене дают Щелкунчика,- Эрик улыбнулся.
- Поздравляю,- отозвался Шон, но по тону было слышно, что он прекращает злиться,- Рождество же. Щелкунчика сейчас в любом театре дают, и в каждой передаче по телевизору эксплуатируют этот проклятый Вальс цветов.
- Только не говори, что стал смотреть телевизор,- поддел его Эрик.
- Работа такая,- отозвался Шон,- но не волнуйся, я смотрю только записи собственных интервью.
- Я так и знал,- он усмехнулся. Затем помолчал пару мгновений. Шон тоже не спешил продолжать разговор, но Эрику показалось, что тишина вовсе не была враждебной.- не хотел тебя будить.
- Считай квиты за те разы, что я будил тебя,- откликнулся Шон.
- За все сразу? - попытался возмутиться Эрик,- маловато будет.
- За тот раз, к примеру, когда я звонил на той неделе,- поправил его Шон,- за те, о которых подумал ты, я извиняться не намерен.
- Пошел ты,- совершенно неаристократично выговорил Эрик.
- Иди, слушай Щелкунчика,- ответил Шон, и Эрик услышал в его голосе неожиданную теплоту.
В постель Эрик возвращался с улыбкой. Тильда (или все же Хильда?) посмотрела на него удивленно.
- Все хорошо?- спросила она.
- Все отлично,- ответил Эрик,- вечером я лечу в Вену.
@темы: Пойду, трахну овцу (с)
-
-
03.12.2012 в 09:39И забавно и горячо одновременно.
Диалоге - 5+
-
-
03.12.2012 в 11:52