Dum spiro, spero
Здравствуйте, меня зовут Стефания, и я графоман.
Ну да, это драббл про Ренара и нежную безымянную няшку, вопрос имени которого я обходила старательно на протяжении всего этого бессмысленногои беспощадного текстика)
Ну какбэ, вот, enjoy)
Клятва.- Знаешь ли ты, mon cher, в чем был залог верности долгу священного фиванского отряда? - он намеренно говорит по английски - очень четко и медленно, чтобы собеседник понял каждое слово.
- Я тоже учился в школе. Этот отряд набирали из возлюбленных, принесших клятву у могилы Иолая,- в темных глазах - улыбка и отблески дрожащего огня свечи,- но Филипп Македонский разбил их при Херонее. Но ты спросил, конечно, не затем, чтобы получить экскурс в историю.
- Конечно, не затем,- подтверждает Шон,- но я рад, что ты это знаешь.
- О клятвах или о гибели? - он коротко усмехается - пламя свечи снова дрожит,- ты сомневаешься в моей верности, Шон? Хочешь съездить к могиле Иолая?
- Думаю, это излишне,- Шон качает головой, склоняет ее к плечу, смотрит прямо и внимательно.
- Ты уезжаешь завтра,- один кивок, теперь глаза его чуть светлеют, словно в ночи вдруг выпадает снег.
Беглый взгляд на циферблат часов.
- Сегодня, если точнее, mon obscur.
- Но кто считает,- он протягивает руку и аккуратно снимает часы с его запястья. Шон не сопротивляется, лишь чуть прикрывает веки, но следит внимательно, не отрываясь. Ловкие пальцы действуют безошибочно - расстегивают запонку, закатывают выше манжет. Шон сам переворачивает руку тыльной стороной вниз, но собеседник настойчиво разворачивает ее обратно, несколько секунд разглядывает молча.
- Голубая кровь,- говорит он едва слышно,- у королевских персон кожа должна быть такой прозрачной и тонкой, что сквозь нее кажется, что вены их наполнены голубой кровью и хорошо видны.
Шон усмехается - его собственные руки под это определение явно не подпадают.
- Я не королевская персона,- напоминает он.
- Но мы работаем над этим. - obscur наклоняется и касается кожи губами. Немного выше золотого кольца, затем наконец поворачивает руку ладонью вверх и также трепетно целует запястье.
Он почти никогда не позволяет себе вольностей - только долго, только польза. Ни одного лишнего слова в разговорах, ни полувзгляда, ни полумысли сверх положенного. И лишь иногда - в такие ночи, как сегодня, готов показывать, что умеет и еще кое-что. Теперь пальцы его ослабляют галстук. Одну за одной расстегивают пуговицы. В комнате темнота сковывает холодом - Шон едва заметно морщится, но собеседник подмечает это. Он придвигается ближе, старается согреть дыханием кожу обнажившийся шеи, обводит горячими руками широкие плечи. Движение выходит куда более чувственным, чем позволяет самый извращенный из этикетов, но Шон вовсе не против - завтра. Все завтра - в конце-концов, в Орегоне сейчас на восемь часов раньше.
Он позволяет раздеть себя целиком - ему больше не холодно, напротив даже.
- Вот так добывается верность,- Шон улыбается - почти без сарказма.
- Ты добился ее раньше,- ответ негромкий, голос едва слышно дрожит. - это - лишь принесение клятв.
Шон делает шаг - теперь начинается его партия.
- Ты будешь моими глазами,- его движения быстрее и резче. Торопливей, суетливей даже. Рвутся пуговицы, дыхание становится резким и жарким. - моими ушами. Я могу тебе верить?
- Возьми мою верность,- в темно-карих глазах - отголосок усмешки, но даже этого довольно,- возьми все, что тебе нужно.
И Шон берет. Развернув к себе спиной, резко, без лишних прелюдий. Толчок за толчком, в такт со рваными ударами сердца. Это длится иссушающе долго.
Бессердечные всполохи стрелок часов (тик-так) отсчитывают секунды до рассвета. Ворс ковра чуть щекочет кожу. Никаких объятий, ни одного лишнего касания. Шон садится и смотрит сверху вниз.
- Если поторопимся, успеем еще слетать к могиле Иолая,- говорит он с легкой улыбкой. Приятная усталость, и вместе с ней - куда более важное чувство уверенности.
- Тебе недостаточно? - его награждают ответной улыбкой.
- Просто предложил,- Шон пожимает плечами и встает,- на случай, если тебе недостаточно.
- Клятвопреступников карают страшнее, чем убийц,- нейтральное замечание, голос почти бесстрастный.
- Я убивал,- Шон пожимает плечами, надевает рубашку,- можно попробовать что-то новое.
- Я помогу,- непонятно, о чем он говорит - о клятвопреступлении или о запонках - те же умелые пальцы справляются легко и с ними, и с пуговицами, и с галстуком. Когда узел затянут и выправлен, они оказываются лицом к лицу - насколько позволяет рост. Шон замечает, как взгляд карих глаз скользит по его губам. Они стоят так близко, что дыхание их почти смешивается. Под любым договором должна быть печать.
Поцелуй выходит неловким, но Шон чувствует, что вот теперь клятва принесена.
Он отстраняется, позволяет снова поправить себе галстук.
- Я позвоню, как только прилечу,- обещает он.
- Нет,- тон - отстраненный, профессиональный,- я позвоню, если узнаю что-то важное.
Ну да, это драббл про Ренара и нежную безымянную няшку, вопрос имени которого я обходила старательно на протяжении всего этого бессмысленного
Ну какбэ, вот, enjoy)
Клятва.- Знаешь ли ты, mon cher, в чем был залог верности долгу священного фиванского отряда? - он намеренно говорит по английски - очень четко и медленно, чтобы собеседник понял каждое слово.
- Я тоже учился в школе. Этот отряд набирали из возлюбленных, принесших клятву у могилы Иолая,- в темных глазах - улыбка и отблески дрожащего огня свечи,- но Филипп Македонский разбил их при Херонее. Но ты спросил, конечно, не затем, чтобы получить экскурс в историю.
- Конечно, не затем,- подтверждает Шон,- но я рад, что ты это знаешь.
- О клятвах или о гибели? - он коротко усмехается - пламя свечи снова дрожит,- ты сомневаешься в моей верности, Шон? Хочешь съездить к могиле Иолая?
- Думаю, это излишне,- Шон качает головой, склоняет ее к плечу, смотрит прямо и внимательно.
- Ты уезжаешь завтра,- один кивок, теперь глаза его чуть светлеют, словно в ночи вдруг выпадает снег.
Беглый взгляд на циферблат часов.
- Сегодня, если точнее, mon obscur.
- Но кто считает,- он протягивает руку и аккуратно снимает часы с его запястья. Шон не сопротивляется, лишь чуть прикрывает веки, но следит внимательно, не отрываясь. Ловкие пальцы действуют безошибочно - расстегивают запонку, закатывают выше манжет. Шон сам переворачивает руку тыльной стороной вниз, но собеседник настойчиво разворачивает ее обратно, несколько секунд разглядывает молча.
- Голубая кровь,- говорит он едва слышно,- у королевских персон кожа должна быть такой прозрачной и тонкой, что сквозь нее кажется, что вены их наполнены голубой кровью и хорошо видны.
Шон усмехается - его собственные руки под это определение явно не подпадают.
- Я не королевская персона,- напоминает он.
- Но мы работаем над этим. - obscur наклоняется и касается кожи губами. Немного выше золотого кольца, затем наконец поворачивает руку ладонью вверх и также трепетно целует запястье.
Он почти никогда не позволяет себе вольностей - только долго, только польза. Ни одного лишнего слова в разговорах, ни полувзгляда, ни полумысли сверх положенного. И лишь иногда - в такие ночи, как сегодня, готов показывать, что умеет и еще кое-что. Теперь пальцы его ослабляют галстук. Одну за одной расстегивают пуговицы. В комнате темнота сковывает холодом - Шон едва заметно морщится, но собеседник подмечает это. Он придвигается ближе, старается согреть дыханием кожу обнажившийся шеи, обводит горячими руками широкие плечи. Движение выходит куда более чувственным, чем позволяет самый извращенный из этикетов, но Шон вовсе не против - завтра. Все завтра - в конце-концов, в Орегоне сейчас на восемь часов раньше.
Он позволяет раздеть себя целиком - ему больше не холодно, напротив даже.
- Вот так добывается верность,- Шон улыбается - почти без сарказма.
- Ты добился ее раньше,- ответ негромкий, голос едва слышно дрожит. - это - лишь принесение клятв.
Шон делает шаг - теперь начинается его партия.
- Ты будешь моими глазами,- его движения быстрее и резче. Торопливей, суетливей даже. Рвутся пуговицы, дыхание становится резким и жарким. - моими ушами. Я могу тебе верить?
- Возьми мою верность,- в темно-карих глазах - отголосок усмешки, но даже этого довольно,- возьми все, что тебе нужно.
И Шон берет. Развернув к себе спиной, резко, без лишних прелюдий. Толчок за толчком, в такт со рваными ударами сердца. Это длится иссушающе долго.
Бессердечные всполохи стрелок часов (тик-так) отсчитывают секунды до рассвета. Ворс ковра чуть щекочет кожу. Никаких объятий, ни одного лишнего касания. Шон садится и смотрит сверху вниз.
- Если поторопимся, успеем еще слетать к могиле Иолая,- говорит он с легкой улыбкой. Приятная усталость, и вместе с ней - куда более важное чувство уверенности.
- Тебе недостаточно? - его награждают ответной улыбкой.
- Просто предложил,- Шон пожимает плечами и встает,- на случай, если тебе недостаточно.
- Клятвопреступников карают страшнее, чем убийц,- нейтральное замечание, голос почти бесстрастный.
- Я убивал,- Шон пожимает плечами, надевает рубашку,- можно попробовать что-то новое.
- Я помогу,- непонятно, о чем он говорит - о клятвопреступлении или о запонках - те же умелые пальцы справляются легко и с ними, и с пуговицами, и с галстуком. Когда узел затянут и выправлен, они оказываются лицом к лицу - насколько позволяет рост. Шон замечает, как взгляд карих глаз скользит по его губам. Они стоят так близко, что дыхание их почти смешивается. Под любым договором должна быть печать.
Поцелуй выходит неловким, но Шон чувствует, что вот теперь клятва принесена.
Он отстраняется, позволяет снова поправить себе галстук.
- Я позвоню, как только прилечу,- обещает он.
- Нет,- тон - отстраненный, профессиональный,- я позвоню, если узнаю что-то важное.
@темы: Grimm