Dum spiro, spero
ODD SAVE THE ΩKING


GRIMM AU, Omegaverse,
Рейтинг R.
1. Almost happy
2. Sweet dreams are made of this. Who am I to disagree? R!
3. I let the music speak.
4. Something’s on
5. Frühling in Paris
Frühling in Paris
Он помнил ту весну в Париже так, словно это было вчера. Иногда, закрывая глаза, он возвращался в тот теплый май, когда воздух пах корицей, сиренью и Штефаном. Фридрих помнил каждую секунду их медового месяца, каждое выражение лица, каждое изменение голоса, каждый вздох. Он любовно хранил их все эти годы, и время от времени выносил на поверхность памяти, чтобы еще раз пережить. После того мая у них было еще много прекрасных моментов - в сущности, Майзнер наслаждался каждым часом рядом со Штефаном, но та весна в Париже была самой счастливой из всех.
С того самого момента, как еще живой тогда Людвиг Майзнер соединил их руки, принимая помолвку, Фридрих и Штефан не разлучались ни на сутки. Они могли порознь провести целый день, но вечером непременно засыпали в одной постели. Но вот теперь Шон уехал один - на целую неделю, а неотложные дела не позволяли Майзнеру поехать вслед за ним. Он никогда не отличался собой паранойей - для зафиксированных альфы и омеги такое понятие, как супружеская измена, было призрачным, едва ли возможным. Шон мог, конечно, ради эксперимента попробовать с кем-то переспать, но едва ли это принесло бы ему удовольствие. Тем не менее, Фридрих велел Себастьяну Дега, советнику Кроненбергов, докладывать о том, как проходит визит, каждый день, и сообщать обо всех внештатных ситуациях. Не изменах, разумеется, а тех, что касались безопасности Шона.
И дня не прошло, а Майзнер уже не находил себе места - так он скучал по мужу. Вертящийся под ногами Эрик лишь усугублял ситуацию. Да еще этот звонок...
Дега позвонил в начале второго. Доложил, что принц прибыл без осложнений, но на полуслове вдруг замялся. Майзнер, хмурясь, ждал, пока советник подберет нужные выражения.
- Это касается той охранной группы,- пояснил он,- произошла кое-какая накладка...
- Накладка? -холодно переспросил Фридрих,- я думал, в твои обязанности входило проследить, чтобы не было никаких накладок.
- Да, Ваше Высочество, конечно, но этого невозможно было избежать - они получили тендер, с ними был подписан контракт, но в последний момент выяснилось, что в личный состав группы входит некто Никлас Беркхард. Лейтенант Никлас Беркхард.
Это имя Майзнеру ничего не говорило. Он порылся в памяти, но не помогло.
- Ближе к делу,- распорядился он.
- Герой Войны,- пояснил Себастьян,- вот только... вот только у него проблемы с головой, как говорят. По некоторым сведениям - патологическая неспособность соблюдать субординацию, полное отсутствие пиетета и неумение подчиняться приказам. Одним словом, как военный он, может, и хорош, но как служащий - совершенно безнадежен.
- Ну и что? - не понял Майзнер. Теперь он начинал вспоминать. кажется, он видел эту фамилию в каких-то архивных документах еще при жизни Людвига. - отправьте его охранять стоянку. Или задний выход. Или оставьте в штабе. Невелика беда.
- В том-то и проблема, Ваше Высочество,- Себастьян говорил так, словно ожидал, что Майзнер начнет вытягивать из него каждое слово. Майзнер, конечно, мог бы так поступить, но сейчас был совершенно не в настроении этого делать. - Его Высочество распорядился... распорядился назначить Беркхарда своим личным телохранителем. Вместе с Гюнтером...
Несколько мгновений Фридрих молчал. Поступок Шона был странным - до сих пор он никогда не проявлял особого интереса к мерам безопасности, которые предпринимал Майзнер. Даже Гюнтер был к нему приставлен исключительно по инициативе короля. А теперь, получается, он сам настоял на усилении личной охраны тем, кто, по словам Дега был совершенно ненадежным, лишенным пиетета субъектом? Штефану вздумалось поиграть в благодетеля?
Впрочем, он всегда был склонен к благотворительности, и всегда знал, как успешно и ярко раскрутить практически любую идею. Правда была в том. что с момента их свадьбы, чета крон-принцев утроила свою популярность среди подданных именно благодаря Шону. Людвиг и Гудрун особой любовью среди населения не пользовались, но стоило Штефану Оливию стать членом семьи Майзнер, его рейтинги взлетели до небес - и вместе с ним рейтинги Фридриха, конечно. История их любви и того, как Фридо пошел против воли сурового отца, отказавшись жениться на принце Итальянском Франческо, ради того, чтобы сделать своим мужем единственную любовь всей жизни - Штефана, стала легендой. Шон всегда знал, как с выгодной стороны показать все, что угодно - даже самые неудачные политические ходы Фридриха он маскировал под приятным остроумным интервью. И теперь, кажется, Штефан решил и странам за Океаном показать, какой он благородный правитель - приблизить к себе ветерана, про которого ходили такие некрасивые слухи. Это было так благородно, что у Фридриха сердце заныло от любви и тоски по мужу. О, как бы он хотел быть сейчас рядом с ним и похвалить его за эту идею лично.
- Отличный ход! - заявил он Себастьяну, и советник обескураженно замолчал,- он покажет, что мы чтим их героев. Это представить Кроненбергов-Майзнеров в прекрасном свете - нам ведь необходимо продвигать наше влияние в СГА, и Штефан прекрасно с этим справляется, верно?
Себастьян молчал еще несколько секунд.
- Да,- наконец выдавил он из себя,- верно, Ваше Высочество.
Закончив разговор с Себастьяном, Фридрих не стал убирать телефон - вдруг невыносимо захотелось позвонить Шону. Услышать его голос, сказать ему, как он соскучился. Рассказать о том, что почти всю ночь он вспоминал ту парижскую весну. Фридрих вспоминал белые лепестки, запутавшиеся в мягких кудрявых волосах. Вспоминал горячие губы с привкусом кофе, когда они вдвоем, убежав из дворца, от охраны и сопровождения, прикинулись простыми туристами, отправились на набережную и ходили, взявшись за руки, под бесконечным дождем из лепестков каштанов. Вспоминал, как у него не оказалось мелочи в кармане на чашку кофе - только платиновая кредитка, но не расплачиваться же ей в уличной палатке? Фридрих тогда позволил Штефану пройти чуть вперед - тот, конечно, расстроился, хоть и не подал вида, и Майзнер собрался упрашивать продавца дать ему кофе "в кредит". Тот, нахмурившись, конечно, согласился, а когда Фридрих отправился догонять Шона, бросил на прощание "И передайте Его Высочеству, что мы очень рады за вас".
Он вспоминал, как Шон, словно омега-мальчишка, шел по высокому парапету над Сеной, балансируя на нем, словно готовый вот-вот сорваться, а он, Фридрих, одновременно дрожал от тревоги и восторга, не зная, что уместней - любоваться его легким изяществом или бежать ловить его. И когда Шон дошел до конца парапета, он, чуть повернувшись, шагнул в пустоту, зная, что Фридрих его поймает. И Фридрих поймал. И сжимал в объятиях, целуя, пока хватило дыхания.
Фридрих помнил, как, усталые почти до изнеможения с гудящими ногами, они вернулись во дворец, а там, в полутемной спальне Штефан сам снял с него сперва рубашку, потом немного замешкался с ремнем на брюках, и пока Фридрих пытался прийти в себя от его поспешности, опустился на колени и взял его член в рот.
Фридрих помнил то восхитительное жаркое ощущение близости, когда Шон, уже ближе к утру, подставляясь под его ласки, твердил его имя снова и снова, а потом - вместе с разрядкой, Фридриха накрыло странное непереносимо прекрасное чувство. Словно он вышел из собственного тела, распался на тысячи белых частиц, и каждая из них смешалась с сущностью Штефана, навсегда связывая их вместе.
Майзнер помнил удивленные глаза Штефана, по которым он понял - он ощутил то же самое. Они зафиксировались. Они стали единым целым.
Он рассказал бы Штефану, как длинна каждая минуты вдали, как тоскливо просыпаться одному, а ведь прошла всего одна ночь...
Но в Новом Амстердаме было лишь начало восьмого, Шон наверняка еще спал, уставший после перелета и смены поясов, и Фридрих не хотел его будить.
Секретарь, подтянутый молодой омега, принес документы для следующего совещания. Майзнер пролистал их, почти не глядя. Да, Штефан все сделал правильно, и если подумать, неделя - это не так уж много, но отчего-то Фридрих вдруг почувствовал тревогу - как тогда, когда Штефан балансировал на грани падения с парапета. Еще один шаг - и оступится. Фридрих прикрыл глаза и потер переносицу. Все же разлука любящим сердцам противопоказана.
- Хотите чаю, Ваше Высочество? - осведомился секретарь, дипломатично не замечая его жестов и истолковывая их совершенно правильно - о том, что крон-принц тоскует по мужу, знали, разумеется, все.
Майзнер поднял глаза и улыбнулся.
- Да, Гретхен, будь добр. Благодарю.
@темы: Grimm
Отлично получилось описание "парижских каникул" и Шона в них. Очень влюбленно и достоверно.
Что же дальше?