Dum spiro, spero
Ну и пусть, что из фанатов Майзнера в этом мире только я и Битси)
Мне пришла в голову идея о той самой избушке в Швейцарских Альпах и о том, что Шон в 3 сезоне ни один разговор без упоминания своей мамы не проводит) В связи с этим появилось нечто о "лучших временах" - сиречь, где-то за 15 лет до описываемых событий)
ФерзьОтяжелевшие от влаги ветви свисали почти до самой земле. Местами знакомая тропа превратилась в сплошную мешанину из хвои, палых листьев и грязи. Поливало весь день, и теперь, когда спускались сумерки, лес превратился в настоящую трясину, но Мартин уверенно шел вперед, не обращая особого внимания ни на вымокшие почти до колен джинсы, ни на заунывный тяжелый писк комаров. Шон был значительно выше его, и обычно за счет длины ног ходил быстрее, но сейчас он заметно отстал, и Мартину пришлось притормозить и оглянуться. Они шли уже с полчаса, и хотя Шон не выглядел усталым, на лице его читалось самое что ни наесть "принцевское" недовольство - Мартин подавил усмешку, взглянув на него.
- Я думал, в Америке ты закончил полицейскую академию, и с физподготовкой проблем у тебя нет,- ехидно заметил он, придерживая для Шона тяжелую мокрую ветку, пока он аккуратно обходил особенно подозрительную лужу на пути.
- А я думал, мы "немного прогуляемся", как ты и сказал, а не полезем в самое сердце Гримпенской трясины,- отозвался Шон - стоило отдать ему должное, в голосе принца не слышалось ни аристократичного раздражения, ни усталости, только зеркальное ехидство.
- Я же сказал тебе, что будет грязно и долго,- отозвался Мартин. Теперь, когда Шон поравнялся с ним, они шли плечом к плечу - благо, пока тропа это вполне позволяла. Мартину очень хотелось протянуть руку и взять ладонь Шона в свою. Этот жест казался ему куда более интимным и доверительным, чем все то, что они проделывали обычно в постели, поэтому сейчас сделать этого Майзнер не отважился - хоть на них точно никто не смотрел, да и принц едва ли стал бы возражать.
- Нет, ты сказал, что будет холодно - поэтому я надел свитер и взял шарф,- откликнулся Шон. Он, словно уловив желания Майзнера, спрятал руки в карманы куртки. Наказывает - отчего-то подумалось Мартину.
- Может, тебе стоит подучить немецкий? - осведомился Мартин. Это этой словесной перепалке пока не было правых и виноватых - разговор складывался словно бы сам собой, с тем же успехом они могли бы погрузиться в комфортное молчание.
- А, может, тебе стоит выучить какой-то еще язык, кроме немецкого? - отозвался Шон. Было слышно, что он совершенно не злится, что все его недовольство - это полагающаяся поза, и только этот жест - руки в карманах - был настоящим. И весьма красноречивым, надо сказать.
Они не виделись несколько месяцев - Мартина в Европе держали дела Сопротивления. Отец, чувствуя, видимо, что приближается буря, в спешном порядке вводил его в курс всех дел, готовил к тому, что Мартину вскоре предстояло занять его место среди лидеров движения. Мартин полагал, что был готов к этому с рождения - он не помнил точно, за что и в какой момент начал ненавидеть Королевские Семьи - эта ненависть, казалось, жила в нем всегда, и отец говорил, что для настоящего идейного бойца так и должно быть.
Если бы отец узнал, какие слова Мартин шептал на ухо Шону Ренару, королевскому бастарду, лежа рядом с ним в полутьме аккуратной спальни в одном из окраинных районов Портленда. Если бы он знал, с какой страстью Шон Ренар отдавался ему, а Мартин возвращал ему ласки, он, наверное, объявил бы сына предателем. Сам Мартин предателем себя не ощущал. Во-первых, потому что его личная жизнь касалась только его, а во-вторых, потому что в некотором роде Шон Ренар поддерживал его в той ненависти к Семьям. Ну а кроме того, они не обсуждали политику, встречаясь так редко. Было не до того.
Даже сейчас Мартин толком не знал, зачем Шон приехал в Цюрих. И счастливая ли случайность - или какой-то высший промысел - привел сюда же и Мартина - встреча с Форне должна была состояться послезавтра. Форне предпочитал франкоговорящие страны - в них он чувствовал себя как дома, хотя всегда называл себя "гражданином мира". Мартин догадывался о том, что и сам Форне был как-то связан с Кроненбергами в целом и ветвью Ренаров в частности - в совпадения он особо не верил. Но так или иначе, рисковать и позволять Форне узнать, с кем и как Майзнер-младший проводит время, было совершенно неуместно. Поэтому когда Шон позвонил и сообщил, что "наконец топчет ту же землю, что и Мартин", тот не задумывался над тем, где именно им лучше всего топтать землю и сминать простыни. Пусть даже для этого им необходимо было пройти несколько километров по пропитанному дождем лесу.
***
Когда они наконец вышли к лесной хижине, совсем стемнело. Мартин направил луч фонаря на дверь, проверяя, закрыта ли она - мало ли кто мог найти это его убежище и притаиться внутри - Мартин не собирался подвергать Шона опасности, пусть и такой призрачной. Тяжелая створка плотно прилегала к косяку, видимо, немного отсырела, и Майзнер на секунду решил даже, что не сможет ее открыть. Шон терпеливо ждал в шаге от него, пока Мартин возился с ключом, не задавал лишних вопросов, но Майзнер ощущал на себе его внимательный цепкий взгляд. Шон всегда смотрел так, словно хотел взглядом обличить собеседника или прожечь в нем дыру. Мартину потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к этому и перестать каждый раз отводить глаза.
Дверь с глухим низким звуком поддалась. Мартин снова сперва посветил в темное пространство хижины фонариком. Никого. Кажется, даже лесные звери не избрали это место своим пристанищем. Конечно, Мартин не думал, что Шон Ренар может испугаться, скажем, крысы или енота, как робкая принцесска, но отчего-то ему вдруг захотелось показать Шону, что дом этот совсем не плох и стоил того, чтобы так долго идти сюда по грязи. Не просто безопасное место, где ни Семьи, ни агенты Сопротивления не помешают им - уютное место, где они проведут несколько драгоценных часов после долгой разлуки.
- Охотничья хижина? - Шон поднялся по скрипучим ступеням крыльца и с любопытством тоже заглянул внутрь.
- Секретная ставка,- отозвался Мартин. Он стряхнул с ботинок и джинсов грязь, ветки и листья, насколько это было возможно, и вошел. - будешь ее сдавать, не говори, что это я тебя сюда привел.
- Так вот какого ты обо мне мнения,- Шон произнес эту фразу ровно и спокойно, но Мартин сразу понял, что дал маху. Да лучше бы он его ублюдком назвал, право слово. А сейчас такое предположение оскорбило Шона, и Майзнер почувствовал это.
- Я пошутил,- поспешил попытаться исправить ситуацию он. Проклятье, и надо же было так проколоться! Всего несколько часов вместе, а драгоценные минуты уже тратятся на то, что Мартин оскорбляет Шона.
Шон молча прошел в хижину, размотал шарф, двигаясь в полутьме так, словно мог все прекрасно видеть. Вслед за шарфом он избавился от куртки.
- Я промок насквозь,- заметил он тем же тоном, каким советовал Майзнеру учить другие языки, кроме немецкого, и у Мартина от сердца немного отлегло.
- Я разведу огонь,- поспешил он заверить Шона,- минутное дело.
- Я помогу,- в узком свете фонаря Мартин заметил, что Шон улыбается, и просто не смог сдержаться.
Из-за разницы в росте поцелуй вышел немного неловким, но Шон, будто снова уловив мысли Мартина, наклонился, чтобы ему было удобней. Губы у него были чуть влажные и теплые, Мартин не решился поцеловать его глубже и настойчивей, они стояли, не прикасаясь друг к другу руками, не прильнув друг к другу, и Майзнеру показалось, что на этот поцелуй ушло все отпущенное им в этот раз время. Но когда Шон отстранился, все еще легко улыбаясь, время, вздрогнув, снова продолжило свой ход.
- Так будет быстрее,- сказал он, продолжая свою мысль,- иначе мы совсем закоченеем.
Сухие дрова всегда хранились в ящике рядом с камином, и развести огонь не составило особого труда. В лампах на столе и подоконнике все еще был керосин, и Мартин зажег их одну за другой. Наконец, когда в комнате начало теплеть, он повернулся к Шону.
Тот медленно стягивал через голову свитер, стоя к нему спиной, и Мартин через пару секунд только поймал себя на том. что таращится на него, чуть ли не открыв рот. Спина у Шона в теплом свете керосиновых ламп была гладкой, матовой, чуть золотистой. Играли тренированные мускулы. Шон снял свитер, небрежно бросил его на сундук у кровати, хотя прежде отличался прямо-таки маниакальной аккуратностью. Также, не поворачиваясь, он занялся ремнем на брюках. Мартин, сообразив, что так просто стоять и пялиться просто глупо, поспешил отвести взгляд и заняться собственной вымокшей одеждой.
- Там, в сундуке, есть сухая одежда,- заметил он.
- Пока она нам не понадобится,- негромко ответил Шон.
***
От желтоватых простыней едва уловимо пахло хвоей и сыростью. В комнате было упоительно тепло, и Шон лежал рядом с ним на животе, приподнявшись на локтях и глядя в огонь. Мартин, повернувшись на бок, протянул руку и пробежал пальцами по линии позвоночника Шона. В теле растекалась приятная тяжелая усталость, и он прикладывал много сил. чтобы побороть дремоту. Они утолили первую жажду друг друга - все вышло немного суетливо и быстро. И теперь жалко было тратить время на сон.
- Если твои люди узнают, что мы вместе, они могут и убить тебя,- голос Шона звучал тихо, убаюкивающе - словно он не о смертельной опасности говорил, а описывал, как ему хорошо. Мартин добрался пальцами до его поясницы. Огладил ладонью смуглую ягодицу, задержал ее там.
- Во-первых, они пока не мои люди,- отозвался Майзнер,- во-вторых, плевать.
- Нет, это неправда,- Шон повел плечами с простым изяществом, от которого у Мартина закружилась голова. Принц умел двигаться так, словно соблазнял каждым жестом - кровь хексенбистов, не иначе. - ты сражаешься за то, во что веришь, и те, с кем ты сражаешься, верят тебе. А я же доверия не достоин.
- С кем и зачем я сражаюсь, сейчас неважно,- Мартин чуть сжал пальцы. Этот разговор начинал злить его, но вместе с тем - о, ведьмино коварство! - и возбуждать снова. - сейчас мы в лесу, в постели - не принц и повстанец, а просто ты и просто я. Вот и вся философия.
- Сейчас - да,- Шон не двигался, но Мартин почувствовал, как он напрягся, будто боролся с самим собой. Непонятно - за то, чтобы продолжать говорить и наоборот - замолчать и отвлечься. - но мы не можем остаться здесь навсегда. Мои мотивы тебе неизвестны, сторона, на которой я играю, тоже.
- Не понимаю, к чему этот разговор,- заметил Мартин. Его рука, осмелев, гладила Шона все откровенней. - если ты все это знаешь и гоняешь в голове, зачем тогда притащился сюда?
- Затем, что хотел,- просто ответил Шон. Он чуть выгнул спину, подставляясь под касания Мартина, но тот, сбитый с толку, притормозил.
- И решил напомнить мне, что мы играем по разные стороны доски именно сейчас, а не на обратном пути хотя бы, потому что...- он выжидающе смотрел в затылок Шону.
- Потому что я хочу, чтобы мы начали собственную партию. - Шон не юлил и не пытался вуалировать свои мысли - это удивило Мартина. Прежде он был уверен, что адское смешение его крови просто не позволяло ему поступать иначе - только дипломатия, только окольные пути, только недомолвки и метафоры. Но сейчас Шон говорил, как думал, и это одновременно подкупало и обескураживало.
- Собственную? - переспросил Мартин,- ты и я? Не понимаю.
- Я хочу, чтобы ты знал, на чьей стороне я играю,- ответил Шон. Он перевернулся на бок, лицом к Мартину, и в медовом свете ламп глаза его показались Майзнеру черными провалами. Как там говорил этот сумасшедший лже-пророк? Если долго смотреть в бездну...
- На чьей же? - Мартин убрал руку, и теперь они лежали, не прикасаясь друг к другу, словно по кровати между ними была прочерчена граница.
- На своей собственной,- и снова честный ответ. Тонкие губы Шона тронула легкая, чуть надменная улыбка, и Мартину захотелось стереть ее - поцелуем или ударом кулака - все равно.
- На своей - или на стороне твоей матери? - уточнил он прохладно. О матери Шона Ренара, хексенбист, соблазнившей самого Короля, среди Сопротивление ходило немало слухов. Говорили, что Форне помог ей бежать, другие утверждали, что она околдовала его, чтобы заручиться помощью. Третьи утверждали, что у нее существовал договор с отцом Шона - и даже что Король любил ее больше законной жены и намеревался в завещании основным наследником указать Шона. Так или иначе, все сходились в одном - доверять хексенбист - все равно, что рисовать мишень у себя на спине.
- Она считает, что я на ее стороне,- Шон, видимо, заметил холодность Мартина, но не подал вида,- и любой, кому я буду приносить клятвы, будет так считать. Во мне видят пешку - в лучше случае, офицера. Но тебе я лгать не стану. Я хочу быть тем, кто двигает фигуры.
- И хочешь, чтобы твоим офицером стал я? - уточнил Мартин угрюмо.
- Моим ферзем,- Шон подался вперед, и Мартин не стал уклоняться от этого маневра. Под конец долгого влажного поцелуя он даже начал корить себя, что позволил так легко себя отвлечь. Шон, облизнувшись, отстранился.
Мартин лег на спину, закинул руки за голову и уставился в потолок. Шон уперся локтем в подушку и смотрел на него, не отрываясь.
- Ты не особо старался, придумывая, как меня убедить, да? - нейтрально спросил Мартин. Свое настоящее отношение к этому он определить никак не мог. С одной стороны, было по-мальчишески обидно, что Шон был совершенно уверен, кажется, что Мартин согласится. Но с другой - эта его исключительная откровенность. Никакого подкупа, никаких обещаний, никакой гребанной дипломатии.
- Я слишком хороший лжец,- Шон пожал плечом,- а ты слишком хорошо это знаешь.
Майзнер прикрыл глаза, почти не отдавая себе отчета в том, что на губах его заиграла довольная улыбка. Он с отголосками досады осознал вдруг, что давно ждал такого предложения.
- Я не пойду против своих,- сказал он, все еще не глядя на Шона.
- Во-первых, я ни за что не поставил бы тебя перед таким выбором,- Мартин ощутил, как теплая ладонь Шона опустилась ему на грудь, прошлась по вмиг затвердевшему соску, пальцы очертили линию ключицы. На мгновение Майзнеру показалось, что Шон вот-вот сожмет пальцы на его горле, но тот лишь коснулся его колючего подбородка,- а во-вторых, понятия "свои" и "чужие" - как вода.
Мартин еще несколько мгновений молчал. Он резко перехватил руку Шона и, не открывая глаз, поцеловал его пальцы, сжав запястье сильнее. Шон не дрогнул, не попытался вырваться.
- Мне нужно подумать,- ответил Майзнер наконец, зная, что решение уже принято.
Мне пришла в голову идея о той самой избушке в Швейцарских Альпах и о том, что Шон в 3 сезоне ни один разговор без упоминания своей мамы не проводит) В связи с этим появилось нечто о "лучших временах" - сиречь, где-то за 15 лет до описываемых событий)
ФерзьОтяжелевшие от влаги ветви свисали почти до самой земле. Местами знакомая тропа превратилась в сплошную мешанину из хвои, палых листьев и грязи. Поливало весь день, и теперь, когда спускались сумерки, лес превратился в настоящую трясину, но Мартин уверенно шел вперед, не обращая особого внимания ни на вымокшие почти до колен джинсы, ни на заунывный тяжелый писк комаров. Шон был значительно выше его, и обычно за счет длины ног ходил быстрее, но сейчас он заметно отстал, и Мартину пришлось притормозить и оглянуться. Они шли уже с полчаса, и хотя Шон не выглядел усталым, на лице его читалось самое что ни наесть "принцевское" недовольство - Мартин подавил усмешку, взглянув на него.
- Я думал, в Америке ты закончил полицейскую академию, и с физподготовкой проблем у тебя нет,- ехидно заметил он, придерживая для Шона тяжелую мокрую ветку, пока он аккуратно обходил особенно подозрительную лужу на пути.
- А я думал, мы "немного прогуляемся", как ты и сказал, а не полезем в самое сердце Гримпенской трясины,- отозвался Шон - стоило отдать ему должное, в голосе принца не слышалось ни аристократичного раздражения, ни усталости, только зеркальное ехидство.
- Я же сказал тебе, что будет грязно и долго,- отозвался Мартин. Теперь, когда Шон поравнялся с ним, они шли плечом к плечу - благо, пока тропа это вполне позволяла. Мартину очень хотелось протянуть руку и взять ладонь Шона в свою. Этот жест казался ему куда более интимным и доверительным, чем все то, что они проделывали обычно в постели, поэтому сейчас сделать этого Майзнер не отважился - хоть на них точно никто не смотрел, да и принц едва ли стал бы возражать.
- Нет, ты сказал, что будет холодно - поэтому я надел свитер и взял шарф,- откликнулся Шон. Он, словно уловив желания Майзнера, спрятал руки в карманы куртки. Наказывает - отчего-то подумалось Мартину.
- Может, тебе стоит подучить немецкий? - осведомился Мартин. Это этой словесной перепалке пока не было правых и виноватых - разговор складывался словно бы сам собой, с тем же успехом они могли бы погрузиться в комфортное молчание.
- А, может, тебе стоит выучить какой-то еще язык, кроме немецкого? - отозвался Шон. Было слышно, что он совершенно не злится, что все его недовольство - это полагающаяся поза, и только этот жест - руки в карманах - был настоящим. И весьма красноречивым, надо сказать.
Они не виделись несколько месяцев - Мартина в Европе держали дела Сопротивления. Отец, чувствуя, видимо, что приближается буря, в спешном порядке вводил его в курс всех дел, готовил к тому, что Мартину вскоре предстояло занять его место среди лидеров движения. Мартин полагал, что был готов к этому с рождения - он не помнил точно, за что и в какой момент начал ненавидеть Королевские Семьи - эта ненависть, казалось, жила в нем всегда, и отец говорил, что для настоящего идейного бойца так и должно быть.
Если бы отец узнал, какие слова Мартин шептал на ухо Шону Ренару, королевскому бастарду, лежа рядом с ним в полутьме аккуратной спальни в одном из окраинных районов Портленда. Если бы он знал, с какой страстью Шон Ренар отдавался ему, а Мартин возвращал ему ласки, он, наверное, объявил бы сына предателем. Сам Мартин предателем себя не ощущал. Во-первых, потому что его личная жизнь касалась только его, а во-вторых, потому что в некотором роде Шон Ренар поддерживал его в той ненависти к Семьям. Ну а кроме того, они не обсуждали политику, встречаясь так редко. Было не до того.
Даже сейчас Мартин толком не знал, зачем Шон приехал в Цюрих. И счастливая ли случайность - или какой-то высший промысел - привел сюда же и Мартина - встреча с Форне должна была состояться послезавтра. Форне предпочитал франкоговорящие страны - в них он чувствовал себя как дома, хотя всегда называл себя "гражданином мира". Мартин догадывался о том, что и сам Форне был как-то связан с Кроненбергами в целом и ветвью Ренаров в частности - в совпадения он особо не верил. Но так или иначе, рисковать и позволять Форне узнать, с кем и как Майзнер-младший проводит время, было совершенно неуместно. Поэтому когда Шон позвонил и сообщил, что "наконец топчет ту же землю, что и Мартин", тот не задумывался над тем, где именно им лучше всего топтать землю и сминать простыни. Пусть даже для этого им необходимо было пройти несколько километров по пропитанному дождем лесу.
***
Когда они наконец вышли к лесной хижине, совсем стемнело. Мартин направил луч фонаря на дверь, проверяя, закрыта ли она - мало ли кто мог найти это его убежище и притаиться внутри - Мартин не собирался подвергать Шона опасности, пусть и такой призрачной. Тяжелая створка плотно прилегала к косяку, видимо, немного отсырела, и Майзнер на секунду решил даже, что не сможет ее открыть. Шон терпеливо ждал в шаге от него, пока Мартин возился с ключом, не задавал лишних вопросов, но Майзнер ощущал на себе его внимательный цепкий взгляд. Шон всегда смотрел так, словно хотел взглядом обличить собеседника или прожечь в нем дыру. Мартину потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к этому и перестать каждый раз отводить глаза.
Дверь с глухим низким звуком поддалась. Мартин снова сперва посветил в темное пространство хижины фонариком. Никого. Кажется, даже лесные звери не избрали это место своим пристанищем. Конечно, Мартин не думал, что Шон Ренар может испугаться, скажем, крысы или енота, как робкая принцесска, но отчего-то ему вдруг захотелось показать Шону, что дом этот совсем не плох и стоил того, чтобы так долго идти сюда по грязи. Не просто безопасное место, где ни Семьи, ни агенты Сопротивления не помешают им - уютное место, где они проведут несколько драгоценных часов после долгой разлуки.
- Охотничья хижина? - Шон поднялся по скрипучим ступеням крыльца и с любопытством тоже заглянул внутрь.
- Секретная ставка,- отозвался Мартин. Он стряхнул с ботинок и джинсов грязь, ветки и листья, насколько это было возможно, и вошел. - будешь ее сдавать, не говори, что это я тебя сюда привел.
- Так вот какого ты обо мне мнения,- Шон произнес эту фразу ровно и спокойно, но Мартин сразу понял, что дал маху. Да лучше бы он его ублюдком назвал, право слово. А сейчас такое предположение оскорбило Шона, и Майзнер почувствовал это.
- Я пошутил,- поспешил попытаться исправить ситуацию он. Проклятье, и надо же было так проколоться! Всего несколько часов вместе, а драгоценные минуты уже тратятся на то, что Мартин оскорбляет Шона.
Шон молча прошел в хижину, размотал шарф, двигаясь в полутьме так, словно мог все прекрасно видеть. Вслед за шарфом он избавился от куртки.
- Я промок насквозь,- заметил он тем же тоном, каким советовал Майзнеру учить другие языки, кроме немецкого, и у Мартина от сердца немного отлегло.
- Я разведу огонь,- поспешил он заверить Шона,- минутное дело.
- Я помогу,- в узком свете фонаря Мартин заметил, что Шон улыбается, и просто не смог сдержаться.
Из-за разницы в росте поцелуй вышел немного неловким, но Шон, будто снова уловив мысли Мартина, наклонился, чтобы ему было удобней. Губы у него были чуть влажные и теплые, Мартин не решился поцеловать его глубже и настойчивей, они стояли, не прикасаясь друг к другу руками, не прильнув друг к другу, и Майзнеру показалось, что на этот поцелуй ушло все отпущенное им в этот раз время. Но когда Шон отстранился, все еще легко улыбаясь, время, вздрогнув, снова продолжило свой ход.
- Так будет быстрее,- сказал он, продолжая свою мысль,- иначе мы совсем закоченеем.
Сухие дрова всегда хранились в ящике рядом с камином, и развести огонь не составило особого труда. В лампах на столе и подоконнике все еще был керосин, и Мартин зажег их одну за другой. Наконец, когда в комнате начало теплеть, он повернулся к Шону.
Тот медленно стягивал через голову свитер, стоя к нему спиной, и Мартин через пару секунд только поймал себя на том. что таращится на него, чуть ли не открыв рот. Спина у Шона в теплом свете керосиновых ламп была гладкой, матовой, чуть золотистой. Играли тренированные мускулы. Шон снял свитер, небрежно бросил его на сундук у кровати, хотя прежде отличался прямо-таки маниакальной аккуратностью. Также, не поворачиваясь, он занялся ремнем на брюках. Мартин, сообразив, что так просто стоять и пялиться просто глупо, поспешил отвести взгляд и заняться собственной вымокшей одеждой.
- Там, в сундуке, есть сухая одежда,- заметил он.
- Пока она нам не понадобится,- негромко ответил Шон.
***
От желтоватых простыней едва уловимо пахло хвоей и сыростью. В комнате было упоительно тепло, и Шон лежал рядом с ним на животе, приподнявшись на локтях и глядя в огонь. Мартин, повернувшись на бок, протянул руку и пробежал пальцами по линии позвоночника Шона. В теле растекалась приятная тяжелая усталость, и он прикладывал много сил. чтобы побороть дремоту. Они утолили первую жажду друг друга - все вышло немного суетливо и быстро. И теперь жалко было тратить время на сон.
- Если твои люди узнают, что мы вместе, они могут и убить тебя,- голос Шона звучал тихо, убаюкивающе - словно он не о смертельной опасности говорил, а описывал, как ему хорошо. Мартин добрался пальцами до его поясницы. Огладил ладонью смуглую ягодицу, задержал ее там.
- Во-первых, они пока не мои люди,- отозвался Майзнер,- во-вторых, плевать.
- Нет, это неправда,- Шон повел плечами с простым изяществом, от которого у Мартина закружилась голова. Принц умел двигаться так, словно соблазнял каждым жестом - кровь хексенбистов, не иначе. - ты сражаешься за то, во что веришь, и те, с кем ты сражаешься, верят тебе. А я же доверия не достоин.
- С кем и зачем я сражаюсь, сейчас неважно,- Мартин чуть сжал пальцы. Этот разговор начинал злить его, но вместе с тем - о, ведьмино коварство! - и возбуждать снова. - сейчас мы в лесу, в постели - не принц и повстанец, а просто ты и просто я. Вот и вся философия.
- Сейчас - да,- Шон не двигался, но Мартин почувствовал, как он напрягся, будто боролся с самим собой. Непонятно - за то, чтобы продолжать говорить и наоборот - замолчать и отвлечься. - но мы не можем остаться здесь навсегда. Мои мотивы тебе неизвестны, сторона, на которой я играю, тоже.
- Не понимаю, к чему этот разговор,- заметил Мартин. Его рука, осмелев, гладила Шона все откровенней. - если ты все это знаешь и гоняешь в голове, зачем тогда притащился сюда?
- Затем, что хотел,- просто ответил Шон. Он чуть выгнул спину, подставляясь под касания Мартина, но тот, сбитый с толку, притормозил.
- И решил напомнить мне, что мы играем по разные стороны доски именно сейчас, а не на обратном пути хотя бы, потому что...- он выжидающе смотрел в затылок Шону.
- Потому что я хочу, чтобы мы начали собственную партию. - Шон не юлил и не пытался вуалировать свои мысли - это удивило Мартина. Прежде он был уверен, что адское смешение его крови просто не позволяло ему поступать иначе - только дипломатия, только окольные пути, только недомолвки и метафоры. Но сейчас Шон говорил, как думал, и это одновременно подкупало и обескураживало.
- Собственную? - переспросил Мартин,- ты и я? Не понимаю.
- Я хочу, чтобы ты знал, на чьей стороне я играю,- ответил Шон. Он перевернулся на бок, лицом к Мартину, и в медовом свете ламп глаза его показались Майзнеру черными провалами. Как там говорил этот сумасшедший лже-пророк? Если долго смотреть в бездну...
- На чьей же? - Мартин убрал руку, и теперь они лежали, не прикасаясь друг к другу, словно по кровати между ними была прочерчена граница.
- На своей собственной,- и снова честный ответ. Тонкие губы Шона тронула легкая, чуть надменная улыбка, и Мартину захотелось стереть ее - поцелуем или ударом кулака - все равно.
- На своей - или на стороне твоей матери? - уточнил он прохладно. О матери Шона Ренара, хексенбист, соблазнившей самого Короля, среди Сопротивление ходило немало слухов. Говорили, что Форне помог ей бежать, другие утверждали, что она околдовала его, чтобы заручиться помощью. Третьи утверждали, что у нее существовал договор с отцом Шона - и даже что Король любил ее больше законной жены и намеревался в завещании основным наследником указать Шона. Так или иначе, все сходились в одном - доверять хексенбист - все равно, что рисовать мишень у себя на спине.
- Она считает, что я на ее стороне,- Шон, видимо, заметил холодность Мартина, но не подал вида,- и любой, кому я буду приносить клятвы, будет так считать. Во мне видят пешку - в лучше случае, офицера. Но тебе я лгать не стану. Я хочу быть тем, кто двигает фигуры.
- И хочешь, чтобы твоим офицером стал я? - уточнил Мартин угрюмо.
- Моим ферзем,- Шон подался вперед, и Мартин не стал уклоняться от этого маневра. Под конец долгого влажного поцелуя он даже начал корить себя, что позволил так легко себя отвлечь. Шон, облизнувшись, отстранился.
Мартин лег на спину, закинул руки за голову и уставился в потолок. Шон уперся локтем в подушку и смотрел на него, не отрываясь.
- Ты не особо старался, придумывая, как меня убедить, да? - нейтрально спросил Мартин. Свое настоящее отношение к этому он определить никак не мог. С одной стороны, было по-мальчишески обидно, что Шон был совершенно уверен, кажется, что Мартин согласится. Но с другой - эта его исключительная откровенность. Никакого подкупа, никаких обещаний, никакой гребанной дипломатии.
- Я слишком хороший лжец,- Шон пожал плечом,- а ты слишком хорошо это знаешь.
Майзнер прикрыл глаза, почти не отдавая себе отчета в том, что на губах его заиграла довольная улыбка. Он с отголосками досады осознал вдруг, что давно ждал такого предложения.
- Я не пойду против своих,- сказал он, все еще не глядя на Шона.
- Во-первых, я ни за что не поставил бы тебя перед таким выбором,- Мартин ощутил, как теплая ладонь Шона опустилась ему на грудь, прошлась по вмиг затвердевшему соску, пальцы очертили линию ключицы. На мгновение Майзнеру показалось, что Шон вот-вот сожмет пальцы на его горле, но тот лишь коснулся его колючего подбородка,- а во-вторых, понятия "свои" и "чужие" - как вода.
Мартин еще несколько мгновений молчал. Он резко перехватил руку Шона и, не открывая глаз, поцеловал его пальцы, сжав запястье сильнее. Шон не дрогнул, не попытался вырваться.
- Мне нужно подумать,- ответил Майзнер наконец, зная, что решение уже принято.
@темы: Grimm
-
-
19.03.2014 в 08:21-
-
19.03.2014 в 08:52-
-
19.03.2014 в 18:57-
-
19.03.2014 в 21:14